К проблеме перевода священников — архиепископ Боголеп (Гончаренко)

Думаю, вы наслышаны о резонансных случаях конфронтации между архиереем и священником (приходом) на почве кадровых вопросов. Признаюсь, и мне как управляющему епархией приходилось такие моменты переживать.

С одной стороны, священник, желая найти приход «получше», может очень настойчиво требовать у архиерея «отпускную грамоту», используя безусловно важные аргументы — благополучие семьи, здоровье детей, работа матушки, даже подключать влиятельных покровителей, забывая при этом интересы прихожан и обвиняя священноначалие в применении «крепостного права».

В других примерах прихожане могут быть не согласны с решением архиерея относительно перемещения настоятеля на другой приход.

Как ни странно, аргументация в таких ситуациях прямо противоположна ранее рассмотренным, так как тут во главу угла ставятся интересы общины (к священнику привыкли, он много сделал). Как видим, интересы епархии, в среде которой функционирует община, остаются актуальными только для архиерея. Очевидно, такое положение и порождает те противоречия, которые нередко могут с одной стороны выливаться в непонимание сторон, а значит и конфликт, а с другой — порождать кризисное состояние священника со всеми вытекающими последствиями.

Естественно, мы не можем не упомянуть и о распространённом мнении, что перемещение священника может скрывать архиерейские санкции в отношении неугодного клирика, но мне кажется, это может быть характерно лишь для специфических случаев. Как правило, архиерей руководствуется объективными причинами именно все той же церковной целесообразности. За этим сухим словосочетанием, как правило, стоят различные факторы, которые приходится учитывать архиерею при принятии сложного решения о переводе. Конечно, священнику и приходу необходимо иметь внутреннюю связь, но как уже отмечалось, могут быть и иные соображения, которые заставляют архиерея переводить священника. Нередко непростые церковные ситуации вынуждают делать выбор между благополучием священника и жизнью отдельного прихода. Здесь очевидна необходимость в эффективной коммуникации между архиереем и клириком, основанная на взаимном доверии, взаимопомощи, послушании и осознании общих целей.

Важно будет напомнить о канонических основах церковной жизни. Полнота власти управления епархией находится в руках архиерея, но к участию (иногда, безусловно, формальному) в этом управлении призываются клирики и миряне через включение их в состав епархиального собрания, епархиального совета и суда.

В соответствии с Уставом правящий архиерей имеет право переводить духовенство с одного прихода на другой.

Тут возможные оппоненты отреагируют констатацией отсутствия демократических принципов, произвола и вседозволенности архиерейской власти, напомнят о практике выборного духовенства (кстати, в разные времена в разных церквах выбирали кандидатов в священство, но не священников, последнее слово принадлежало всегда епископу), будут приводить яркие примеры бюрократических манипуляций церковной власти и т. д.

И, возможно, такие доводы были бы справедливы, если только забыть о том, что Церковь — не организация или партия, но благодатный организм, в котором все зиждется не на принуждении, а на любви и послушании, где «больший служит меньшему», а «меньший не судит большего», где иерархические взаимоотношения, по форме часто напоминающие отношения начальников с подчиненными, имеют глубокое мистическое содержание.

Да, именно такой «идеалистический» взгляд, оторванный, по мнению многих современников, от прагматичной действительности, часто нами забывается. Иногда кажется, что перевод всеми любимого батюшки, создавшего крепкую и дружную общину, противоречит здравому смыслу. Но в Церкви много вещей, которые не вписываются в здравый смысл — христианство вообще религия парадоксов. И куда Господь ведет того или иного священника, какие ему предуготовлены испытания — вопрос не здравого смысла, а воли Божьей. На нее мы, христиане, и должны полагаться.

Практически ситуация с переводами священнослужителей, такая болезненная и часто трагичная, по-видимому, должна разрешаться на основе разработки четкого канонического положения, в котором насколько возможно были бы отражены реалии современной церковной жизни, права и обязанности священнослужителей, преодолены разного рода злоупотребления и произвол. Например, обозначить в деталях, когда и по каким поводам возможны перемещения священника из одного прихода в другой, очертить границы и компетенцию епископа, священника, диакона.

На основании такой всесторонне разработанной правовой системы можно было бы решать все спорные вопросы в Церковном суде.

Кроме того, позволю предложить конкретные соображения, которые могут касаться процесса перевода священнослужителя:

• решение о перемещении священнослужителя должно быть эффективным не только с точки зрения процесса управления, но и с точки зрения человеческих отношений;
• важна информационная открытость. Чем прозрачнее принимаемые решения относительно кадровых перестановок, чем более они обоснованы, тем проще о них рассказать прихожанам и всем заинтересованным сторонам;
• в ситуации, когда назревает непонимание, ропот, и есть предпосылки к «революции», необходимо повышать уровень коммуникации с людьми, имеющими протестное настроение. Попробовать найти возможность диалога, в котором постараться выяснить причины сопротивления, услышать предложения, попытаться объяснить, почему не получается так, как хотят люди и т. д.;
• перемещение для священника, как правило, является шоком, который нужно пережить и по возможности слишком не драматизировать (хотя нужно признать, что с переводом часто ухудшается финансовое положение клирика, и это наиболее болезненно переживается). Не рекомендую погружаться в состояние крайнего уныния, идти за «штат», в раскол, мстить обидчикам или подключать влиятельных благодетелей. Особенное внимание необходимо уделить семье. Именно близкие разделяют с батюшкой все тяготы изменений его служения; Объективные факторы жизни священника — дети, школа, родители и т. д. конечно должны приниматься во внимание, но, с другой стороны, священник должен быть более дисциплинированным и более сознательным, чем работник предприятия или служащий учреждения. Священническая присяга не должна становится анахронизмом, традиционным формальным атрибутом;
• прихожане могут продолжать общаться со священником, он может оставаться их духовником, только чтобы это было не в ущерб авторитету нового настоятеля. Банально, но нам, священнослужителям, необходимо развивать братские отношения, чтобы перевод не становился трагедией нашей христианской любви;
• отдельный вопрос об иллюзиях, которые могут культивироваться на приходе. Когда община скорбит, возникает порыв идти добиваться правды, появляются обращения в интернете, пытаются не пускать нового священника в храм, привлекать представителей светской власти и СМИ. Самый худший вариант, когда перемещаемый священник начинает «воевать». Архиерей, конечно, может изменить свое решение, но он никогда не сделает это под давлением. Чем сильнее народ будет давить на архиерея, тем больше у него будет стимулов сопротивляться. Как бы ни разрешился конфликт, он останется очень глубокой «духовной раной» на долгое время;
• отдельный момент, который необходимо учитывать, в том, что в общине могут быть люди, призвание которых скандалить, по поводу и без, и если они будут определять «повестку», конструктивных отношений не получится;
• проблема перемещения священника часто обнажает такую духовную проблему как желание священника построить жизнь прихода таким образом, чтобы всё замыкалось на нём. А это порождает духовные перекосы и трагедии;
• все рассказы о том, что священники «крепостные», как правило, призваны оправдать несознательность и некомпетентность священнослужителя. А ведь у него должно быть свое человеческое достоинство с высоким уровнем нравственной ответственности;
• священнослужитель, который смиренно и сознательно исполняет благословение священноначалия, может всегда быть уверен в разносторонней и деятельной поддержке со стороны своего епископа.

Архиепископ Александрийский и Светловодский Боголеп (Гончаренко),
Журнал «Пастырь & Паства» № 1(6) 2020