Призвание и пастырский подвиг исповедника прот. Адриана Милкова Рубрика: Пастырское богословие новомучеников

Митрофорный протоиерей Адриан Николаевич Милков (1895−1978) — один из тех пастырей-исповедников, кто в годы гонений вынес на своих плечах едва ли не все тяготы жизни верующего человека и священника. Сын сельского псаломщика, он родился и вырос на стыке Ярославских и Костромских земель, в с. Троицкое-в-Закулжье Любимского уезда Ярославской губернии. Как старший ребенок в большой семье он с 5 лет был посажен к люльке, мёл полы, оправлял постели, мыл посуду, а с 12-ти — ходил в поле за бороной, просушивал сено, помогал расчищать лес под пашню. С 7 лет учился в земской школе, и своего первого учителя — дворянина с семинарским образованием, демократа и народника по убеждениям Николая Владимировича Итинского — о. Адриан называл педагогом-самородком и с благодарностью вспоминал всю жизнь. В дальнейшем Адриан Николаевич окончил в Ярославле духовное училище (1911) и семинарию (1916) и был определен псаломщиком к храму в родном селе. Летом 1916 г. он сделал определенный выбор: отклонил предложение вступить в брак с дочерью знакомого священника, наследуя тем самым его приход, и решил продолжить образование в известнейшем ВУЗе того времени — Ярославском Демидовском юридическом лицее. Однако поучиться в нем довелось лишь 2 месяца: в ноябре 1916 г. Адриан Николаевич был мобилизован на военную службу. К служению псаломщиком в родном храме он вернулся только после Брестского мира — к весне 1918 г., но уже в октябре был призван в Красную Армию. Тяжёлое ранение, полученное в марте 1919го, сделало его негодным к строевой службе, но полная демобилизация последовала лишь в начале 1921 г. Вновь прослужив некоторое время псаломщиком, Адриан Николаевич уволился и стал учителем начальной школы. Очевидно, тогда он определился в социальном статусе и материальном отношении и в феврале 1925 г. вступил в брак с Анной Николаевне Боголюбской, дочерью протоиерея. Венчание было тайным. Однако несмотря на кажущиеся перспективы верующему учителю в новой системе образования места в итоге не нашлось: 15 июня 1927 г. он вынужденно уволился из школы, а к осени того же года окончательно избрал для себя священство и в ноябре был рукоположен в иерейский сан свт. Агафангелом, митр. Ярославским. Отцу Адриану предстояло пережить 4 ареста, тюрьму, Казахстанскую ссылку, пройти Великую Отечественную Войну. После войны он смог, наконец, вернуться к семье и служению. Все последующие годы жизни (с незначительным перерывом) о. Адриан прослужил на скромный и весьма отдаленном приходе в селе Неверовское, который стал для него по-настоящему своим.

Свою первую службу священник Адриан Милков совершил 8 ноября по н.ст., в 1927 г., в храме Михаила Архангела с. Балакирево под Ярославлем.

Условия для жизни и служения оказались, однако, весьма тяжёлыми. В течение года жить священнику с семьёй пришлось в ветхой бане с разваленной печкой. Зимой постройка буквально промерзала, а летом, как вспоминали потом, по полу прыгали лягушки. Неисправной была и печь в храме. Разбросанный территориально и крайне бедный приход не мог потянуть ни ремонт храма, ни содержания священника. Осенью следующего, 1928 года отец Адриан смог переехать в сухое и тёплое помещение, но это была тесная кухня, называемая в тех местах зимовкой, да ещё и «с ворчливой хозяйкой». По тогдашнему времени последнее не только было неприятно, но и могло обернуться доносом. Кроме того, при новом жилище не имелось вовсе земли под огород. В результате ради прокормления семьи отцу Адриану пришлось «взять на плечи лопату» и работать по найму за картошку, а в летнюю пору — «отдаться в косари».

К лету 1929 г. стало ясно, что такие обстоятельства своими силами не преодолеть.

Из приводимого ниже письма к митрополиту Павлу (Борисовскому) видно, что несмотря на трудности, свое твёрдое решение служить Богу в сане священника отец Адриан не изменил. Он не испугался сложностей, не отступил перед ними и не оставляя служения, приложил все силы чтобы справиться. Только спустя почти 2 года с момента назначения он наконец обратился за помощью к правящему архиерею.

При этом он не только сообщил своему епископу о встретившихся трудностях и о решимости продолжить служение, но и поведал о том, каким именно было его призвание на путь священства. Приобретенный отцом Адрианом в непростых условиях, по сути выстраданный им, опыт в соединении с его вИдением цели и смысла священнического служения, оказался, таким образом, зафиксирован и дошёл до пастырей и пасомых следующих поколений. Именно он прежде всего и предлагается читателю приводимого здесь письма.

«Ваше Высокопреосвященство Высокопреосвященнейший Владыко!

После того, как во мне сформировался окончательно человек с твердыми и непоколебимыми задатками веры в Промысл Божий, действие которого я неоднократно испытывал на себе в бытность на войне, под градами пуль, ударами снарядов, под громом и ревом раздирающего душу урагана сражений, после того, как миновали во мне и те порывы мимолетных колебаний в вере на Бога, часто так свойственных юности, после пережития тех шатких и неустойчивых идей, носителем которых мне пришлось быть во время советской работы[1], — во мне заговорил иной человек, иной голос, который вывел меня из сферы советской общественности и заставил вступить в иной мир, туда, где особенно теперь нужны люди, к чему меня подготовила духовная школа и так много дополнила жизнь — облечься в пастырство и сделаться проповедником и проводником духовных, неземных начал, ведущих людей к тому необъятному, светлому Царству славы, в лоно Христа, которое у многих в наши дни отступает на второй план, часто затемняется и заслоняется призрачными свободолюбивыми идеями царства земного.

Так я смотрел на дело своего настоящего учительства перед поступлением в священники[2]. Эта мысль в продолжение моей полуторагодовой усидчивой и неустанной работы не только не покинула меня, она окрепла еще больше, еще решительней заговорил во мне голос пастыря, обличителя, наставника и руководителя. Терпя часто издевательства со стороны подрастающего поколения, часто не сходя со страниц местной газеты, терпя и голод, и холод, я все же оставался тверд и непоколебим в своих духовных идеях.

Но, несмотря на всю любовь и преданность делу учительства своего прихода, я должен оставить его и прибегнуть к Вашему Архипастырскому благословению и просить Вас перевода на новое место, более или менее обеспечивающее мою семью. К этому побуждает бедность моего прихода, его малочисленность, а отсюда и необеспеченность священника.

К этому же побуждают меня и слезы двух моих деток-малюток, часто просящих молока и хлеба, для добывания чего мне приходится идти внаймы к своим прихожанам. К тому же побуждает меня и квартирный вопрос, каковой в приходе я не имею: живу в дымной и темной бане, зимой гибну от холода, летом нет убежища от разного рода насекомых, по полу скачут лягушки, в углах растут грибы. В тесноте нет места, где что поставить и сохранить, а как бы хотелось иметь хоть небольшой, но удобный угол, располагающий к работе и еще более заставляющий отдаться делу.

Соседи священники удивляются моей атмосфере и считают меня даже подвижником. Наконец, от времени зимний храм церкви пришел в ветхость, создается необходимость в перестройке печи. Но та же бедность прихожан, их распыленность не позволяет ее осуществить. Все мои будирования в этом смысле не привели ни к чему. Служить же в морозы в нетопленном храме тяжело.

Да мало того, отсутствие псаломщика, а часто и сторожа, заставляют меня во время службы проходить все степени одновременно: и звонаря, и пономаря, и псаломщика, и, наконец, священника. Не могу напасть на человека, который мог бы нести хотя бы обязанности псаломщика, совместительство же ужасно бывает неудобно. В заключение же скажу, что бедность церковной казны часто оставляет церковь без ладана и вина, приходится служить на самодельном экстракте из ягод.

Но есть и светлые стороны из жизни прихожан. Прежде всего, любовь прихожан к своему священнику. В большинстве случаев они с сожалением относятся к моему бедственному положению. За мое пастырское учительство они платят чувством глубокой благодарности, видно, что по душе они хотели бы что-то сделать для своего священника, но их малочисленность и к тому же крайняя бедность мешает делу приходского строительства.

Не осталась бесполезной и моя работа в течение этого, сравнительно небольшого периода своей жизни в приходе. Об этом говорит статистика исповедных записей прошлого и нынешнего года. В прошлом году число говеющих было 120, нынче же их увеличилось на 80 человек — пришел 201 человек. Как бы хотелось поработать и дальше среди этой черствости народа и видеть плоды трудов своих, но неустроичивость семьи, материальная необеспеченность заставляет меня искать другого прихода. Существующая же практика назначений для меня далеко нецелесообразна: чтобы поступить куда-либо, надо самому спутешествовать на приход. Попытка мною была сделана в два прихода: Рыбинского и Ярославского уездов, но бесполезно: я потратился, но места не нашел — там явились свои кандидаты. Не имея средств больше путешествовать по епархии, я хотел бы просить Вас, Ваше Высокопреосвященство, когда к Вам может быть придут представители приходов и будут просить у Вас кандидатов, то прошу Вас указать в число кандидатов и меня, недостойного иерея.

Мой адрес: п/о. Курба Ярославской губ. и уезда, село Балакирево.

1929 года июня 14 дня.

Тему призвания к священству и осмысления собственного движения по этому пути о. Адриан поднимает и в других своих письмах.

«Первые семена веры, которые впоследствии, под напором ветра, хотя и заносились разным хламом, однако же этим ветром потом они и раздувались, и тот огонёк благодати, который раньше только тлел, теперь он разгорался в пламя. <…>

Путь священства мною был избран в ту именно эпоху, когда ряды священнослужителей редели — иные из них бежали, спасая себя, при этом не стесняясь даже похулить имя Божие на страницах газет; иных сажали в тюремные застенки (а таких было большинство), а иные просто меняли свой облик и прикрывались нарождавшимся тогда обновлением[3]. И, невзирая на это, во имя блага Церкви, я пришёл в эту Церковь, хотя в это же время передо мной начинали открываться широко двери гражданской будущности.

Тернист путь священства для меня был на всех этапах моей жизни. Тяжесть его на мои плечи ложилась не столько потому что меня, как молодого, всюду гнали, преследовали, сажали в тюрьмы, накладывали на меня непосильную трудоповинность… Тяжело мне было ещё и потому что я был тогда оставлен родными[4], без моральной поддержки и от них, и со стороны, имея на руках шесть человек малышей: голых, голодных, холодных" (из письма священнику Владимиру Сереброву, 1 декабря 1965 г.).

«Я вступил на путь пастырства не в какой-нибудь Золотой век. Наоборот, это было время шатания умов, и моя жизнь в то время находилась в зените славы. Но я сразу почувствовал, что есть иная слава — не от мира сего, поэтому я раз и навсегда порвал связь с миром и избрал иной мир — мир скорбей. Да и я не одинок на этом пути. Вместе со мной в одном (выражаясь по-светски) цехе служат инженеры, доктора медицины, педагоги… Что всех нас толкало на этот путь священства? Это и есть та благодать, о которой Вы спрашиваете» (из письма к племяннику Валерию Милкову).

«Время то, — писал о. Адриан в автобиографическом произведении 1973 года «Подвиг сельского пастыря. Поэма», — нуждалось в свершителях церковных служб, не только в простецах, но и в слове Божием наученных, потому от Господа посылались и такие, которые посты учёные оставляли и с посохом пастыря в руках поступью твёрдой шагали по тернистой пастырской тропе…

Средь пастырей таких был муж один учёный, в семье своей имел уж он двух сыновей-малюток. Совет с подругой жизни поимев, у старцев пастырей благословение получив, в отдаленный град[5] поехал" - к митр. Ярославскому Агафангелу.

По счастью прошение о. Адриана не осталось безответным и 2 декабря 1929 года он был перемещен в церковь с. Троицкое-в-Игрищах Ярославского района. Для своей семьи в соседней деревне Павлухино батюшка нашел небольшой домик.

[1]Здесь также имеется в виду священническое служение и, по-видимому, опять-таки учительная его составляющая, более других требующая именно неустанной работы.

[2]О. Адриан в этой фразе учительством называет свое священническое служение.

[3]Это можно считать весьма показательным. И данное письмо, и вообще наследие о. Адриана в известном исследователям объеме, показывает, что он уделял большое внимание именно учительной составляющей служения священника, не умаляя, разумеется, значения других его частей.

[4]Имеется в виду обновленческий раскол.

[5]Все братья о. Адриана, работая учителями, опасались обнаружение своего родства со священником.

[6]По всей вероятности им. в виду губернский город — Ярославль.