Примерно 40 лет назад, когда руководство Советского Союза приняло решение о праздновании 1000-летия Крещения Руси, ситуация была такова, что жители нашей страны — подавляющее их большинство — никогда не разговаривали с православным священником. Весьма немногие, во всяком случае в больших городах, могли похвастаться тем, что они его когда-то видели. Именно тогда начался процесс активного приобщения людей к Церкви: сначала понемногу, а затем массово народ пошел в храмы, люди хотели креститься, батюшки, которых тогда было совсем немного, крестили их десятками, а иногда и сотнями. Большинство новокрещеных никогда не начнут сознательно жить по-христиански, а решение креститься оказалось данью поветрию, накрывшему в ту пору русских людей, заново обретающих исторические корни.

Но если бы новокрещеный и захотел выстроить жизнь в соответствии с принятой им верой, он не смог бы узнать о ней, не меняя радикальным образом свою повседневную жизнь. Было не так много батюшек, готовых воцерковлять и окормлять вновь пришедших христиан, а добиться внимания этих немногих было практически невозможно: приходилось далеко ездить и долго ждать.

В этот момент, когда помимо прочего окончательно исчезли все запреты на церковно-просветительскую деятельность, родился феномен массовой пастырской литературы. Издавалось множество брошюр о духовной жизни и компендиумов вопросо-ответного характера, в которых суммировались мысли выдающихся пастырей текущей эпохи и которые легко могли пополнить библиотеку интересующегося христианина. На следующем этапе к духовному книгоизданию добавились новые технологии: появились газетные, телевизионные, а затем и онлайн «окошки», в которых верующий мог задать свой вопрос и получить «ответ батюшки».

Сейчас удаленное взаимодействие со священником стало проще, чем когда бы то ни было: дистанция между частным вопросом и публичным ответом сократилась до минимума. Лучше всего эта моментальная коммуникация реализуется в ситуации блога — то есть виртуального местоприсутствия священника, делящегося со своими подписчиками ответами на вопросы, мыслями, проповедями. И эта статья представляет собой некоторые соображения о феномене активности священников в интернете.

Сейчас число священников-блогеров растет стремительно. Причину этого роста (помимо естественного увеличения числа активных интернет-пользователей) эксперты видят в «тревожности населения», растущей на фоне политического неспокойствия[1]. Блогинг вообще растет, а священнический блогинг растет еще и потому, что «накопилась критическая масса людей, которые одновременно и священники, и готовы, хотят, умеют делать блоги»[2]. С другой стороны, удельная масса священников, ведущих блоги, пока невелика. Впрочем, будучи заметными в медиа, именно они становятся «лицами» Церкви для большого числа людей, наблюдающими за СМИ, но не вовлеченными в церковную жизнь.



Вообще, участие в жизни онлайн-пространства подчас видится значимой миссионерской целью — это пространство иногда осмысляется как своего рода «Новый свет», в котором еще не устоялись иерархические структуры и которое, в отличие от косной и неповоротливой реальности, открыто для стремительных завоеваний. Их и призван совершить правильно снаряженный и настроенный благовестник. «Онлайн» зачастую мыслится как некая полноценная среда, в которой обитают целые пласты населения — в частности, молодежь. Молчание там грозит утратой целого поколения для жизни Церкви…

Священник на экране и в жизни

Иногда можно услышать или прочитать, что тысячи людей решаются на первую исповедь в результате потребления православно-блогерского контента в интернете, и это вызывает энтузиазм. Но проблема заключается в том, что онлайн-проповедь, как и любой иной лайфстайл-блогинг, рождается и набирает популярность в условиях снижения уровня «распределенного доверия» в обществе: он не только питается ситуацией социальной атомизации и взаимного недоверия, но и питает ее. Исследователи лайфстайл-блогинга заключают, что только человек, который разуверился в реальных, живых авторитетах, окружающих его в физическом мире, оказывается способен воспринять говорящую на экране голову в качестве авторитета и руководствоваться ее словами[3]. Общение с таким удаленным авторитетом может быть продуктивным в массе аспектов — достижение карьерных результатов, оставление вредных привычек, качественное изменение фигуры, — только одно недоступно говорящему с экрана: он не может вывести момент катарсиса за рамки ситуации потребления контента.

Результативность гуру-блогера отражается на его просмотрах и вовлеченности зрителей. Человек, испытывающий удовлетворение от потребления этого контента, неизменно возвращается к нему, на этом строится блогинг. В пастырском богословии бытуют рассуждения об опасности привести человека «не к Богу, а к себе». В ситуации блогинга привести человека куда-либо, кроме того места, в которое блогер привлек потребителя (то есть в место потребления контента), — перформативное противоречие: это значит, сама ситуация общения опосредованного медиа устроена так, что все смыслы, которые блогер хотел бы донести до зрителя, являются приложением к нему самому, точнее к его виртуальной оболочке, потому что сам он является всего лишь медиапродуктом, поданным к потреблению под соусом того или иного телекоммуникационного сервиса. Это вовсе не значит, что авторитета блогера априори недостаточно для того, чтобы вдохновить пользователя прийти ногами в храм и даже на исповедь. Но в этой ситуации многое зависит от того, что ждет его в храме, а точнее — ждет ли его там что-то, что заставит его оставить комфортную осведомленность о Православии у экрана и пуститься в опасное путешествие по офлайн-действительности.

На что же может рассчитывать христианин, которые решил «оставить сети»? Самая частая ситуация — это невозможность вживую пообщаться с тем отцом-миссионером, который объяснил ему, почему нужно идти в храм. В храме он встретит другого священника, далеко не такого привлекательного, как тот, который рассказывал ему об истинах христианства, когда потребитель сидел в мягком кресле или нежился в ванной. И у живого священника вообще, оказывается, очень мало времени. Исследования показывают, что все воцерковленные люди современной России — это то самое число жителей России, с которыми может вживую пообщаться то число священников, которое имеется сейчас[4].

Если «фолловер» все-таки имеет возможность переквалифицироваться в прихожанина онлайн-миссионера, его ждет то, что обычно испытывает любой подписчик, который однажды вступил с блогером в личную коммуникацию: «А почему у него в его видео/текстах столько позитивных эмоций, а со мной он такой… обыкновенный?» Все дело в том, что сформированные в ходе медиапотребления отношения — это так называемые парасоциальные отношения (или, иначе, «суррогаты социального взаимодействия»[5]), они формируются как «безопасная» для потребителя альтернатива отношениям реальным. Можно в любой момент выключить компьютер, и ты никогда не услышишь неудобного вопроса, никогда ничем не сможешь обидеть виртуального собеседника. Говорить о том, что отношения между подписчиком и блогером и между теми же людьми в реальной коммуникации — это отношения между одними и теми же людьми, неверно, и исследования парасоциальных отношений это подтверждают. В этом смысле вопрос о блоге священника — это вопрос о том, насколько он готов воспроизводить в качестве себя то, что принципиальным образом не может являться им.

Виртуальный мир и его «злачные» места

Когда-то онлайн-миссия в России оправдывалась через аналогию с проповедью Спасителя на лодке: Он поступал так потому, что «звук очень хорошо усиливается и передается над водой, так что его лучше слышно находящимся на берегу». С тех пор как были написаны эти слова, прошло немного времени, но произошли большие изменения в нашем обществе. Продолжая ряд библейских аналогий, можно вспомнить, как Христос назвал апостолов «ловцами человеков», что, по одному из толкований, указывало на их призвание спасать людей из пучины неведения. Перекладывая эту метафору на фигуру современного священника, можно заметить, что теперь столь многие поняли, «как хорошо вода отражает звук», что решили в этой воде поселиться и нуждаются теперь в специальных «ловцах», которые бы смогли вернуть их обратно на землю.

За достаточно короткое время «онлайн» из многообещающего и интересного «вызова» превратился в острую пастырскую проблему. Опытные пастыри делятся опытом перехода на «кнопочный» телефон[6], в школах запрещают смартфоны[7], Всемирная организация здравоохранения рекомендует приравнивать их использование к курению и ограничивать его в определенных местах[8]. А в одной деревне под Парижем введен официальный запрет на «скроллинг в общественных местах»[9]. Современные люди осуждают своих собеседников за то, что те слишком много сидят в телефоне прямо во время общения — это называется «фаббинг»[10]. Фаббинг — это неприятно; наверное, многие могут об этом свидетельствовать, но, кроме того, он негативно влияет на психическое состояние тех, кто его испытывает (тех, в чьем присутствии постоянно «проверяют телефон»)[11].

Но дело, конечно, не в смартфонах, которые сами по себе не способны заставить человека бессознательно лезть в карман и отвлекаться от всего на свете. Причиной такого поведения являются социальные медиасервисы, которые благодаря изощренному интерфейсу превращаются в центры притяжения нашего внимания. Это притяжение устанавливается физиологически и позволяет говорить о социальных медиа как инструментах выработки зависимости[12]. Все социальные медиа изначально являются коммерческими проектами, но это, до известного предела, не является этической проблемой — в конце концов, не существует же запрета на продажу алкоголя и сигарет, хотя они и вызывают зависимость. Но перед священником, который решил через активное ведение социальных сетей стать ближе к своим прихожанам или обратиться к незнакомым людям с проповедью, как кажется, не может не встать вопрос: должен ли я встраиваться в чей-то бизнес, который открыто ставит перед собой цель превратить пользователей в людей, зависимых от определенного сервиса?

Статистика и социальные сети: проблема массового охвата

Существует много способов оценить религиозность населения. Молитесь ли вы? Как часто ходите в храм? Считаете ли вы себя православным? Крещены ли вы? В зависимости от поставленного вопроса можно получить очень разные цифры, если стоит задача оценить «религиозность» населения какой-нибудь страны, например России. Вот график, позволяющий представить, как выглядит динамика разных показателей в ходе новой истории России[13]


Если и имеет смысл говорить о каком-то влиянии, которое духовенство оказывает на эти цифры, нужно понимать, что способы воздействия будут различными для разных показателей. Об этом, в частности, свидетельствует отсутствие корреляции между ростом, а затем падением графика православной идентичности (считают себя православными) и графиком «воцерковленности» (причащаются раз в месяц и чаще): эти линии как будто живут своей жизнью, реагируя на различный набор факторов. Вероятно, участие священников в социальных медиа — как фактор влияния на религиозность — имеет различный потенциал в отношении различных показателей. Возможно, что уровень присутствия в социальных медиа может иметь какое-то отношение к цифрам самоидентификации, по принципу «больше присутствия — выше самоидентификация». Но в том, что касается «реального участия», кажется, что уровень присутствия в социальных медиа не может заставить людей участвовать в церковной жизни, а возможно, и имеет обратный эффект, формируя пространство карманно-комфортного медиаправославия, которое живет своей жизнью, и жизнь эта в большей степени является жизнью социальных медиа, а не церковной общины. Это является предположением, потому что у нас нет эмпирической базы, но предположением, основанным на массиве исследовательской литературы, утверждающей тезис о самозамкнутости и самодостаточности медиапространства[14]: через медиа можно призвать в храм, на митинг или фан-встречу, но это место будет лишь филиалом медиасреды, где существуют все призывы к действию и где они обретают силу.

Священник — публичное лицо?

Вопрос еще более значимый, чем обсуждавшиеся выше, и заключается он вот в чем: может ли священник быть публичным лицом? Вот как описывает публичное пространство известный политический мыслитель Ханна Арендт:

«Всё, совершаемое публично, может поэтому достичь совершенства, никогда не присущего никакой деятельности внутри приватного: превосходство характеризуется тем, что другие тут же налицо, и их присутствие требует специально для этой цели конституированного пространства, наряду с некой пространственно обставленной, создающей дистанцию формальностью; семейственно-свойское окружение людей, принадлежащих к нашим, не только никогда не смогло бы убедительно подтвердить превосходство, но оказалось бы прямо-таки подорвано стремлением выделиться из всех»[15]

Выделиться из всех, чтобы достичь совершенства, — эта краткая формулировка оправдывает стремление к лидерству и нахождение «на виду» заботой об общем благе. Она стоит в основании современной политической и общественной активности, когда один человек знает, как сделать так, чтобы стало лучше многим, и поэтому предлагает народу делегировать ему те или иные властные полномочия. Социальные сети устроены по такому же принципу и, по сути, являются калькой с политических отношений. Человек выделяется через заявление о себе как о публичной фигуре (то есть заводит блог или канал), а затем своими высказываниями заслуживает право считаться «лидером», которому через подписку делегирован авторитет его «фолловеров».

Влияет ли деятельность священника в сфере «публичного» на его деятельность в сфере «приватного» — той сфере, в которой происходит центральное для священника пастырское действие? На первый взгляд, кажется, что это не связанные друг с другом пространства и тут сложно проследить какое-то взаимовлияние, — или, иными словами, характер деятельности священника в свободное от служения время никак не влияет на само это служение. Однако человек цельное существо и характер его действий в публичной сфере оказывает влияние на бытовой уровень его жизни, — это давно было замечено и исследовано.

Человеческая личность всегда находится под угрозой расщепления. Прежде всего человеку грозит раздвоение ролей, которые американский социолог И. Гофман называет ролями «исполнителя» и «оценивающей аудитории»[16]. Каждый человек когда бы то ни было думал о том, как он выглядит в глазах других людей. Для священнослужителя, который часто оказывается в ситуации, очень напоминающей сценическое действие, это проблема стоит особенно остро. Текст, помешенный в служебнике, однозначно призывает его переживать службу как момент обращения к Богу. Тот же текст, а особенно данные литургического предания обозначают литургию как действие космического масштаба, в котором священник «стоит с ангелами, славословит с архангелами». Однако сценическая составляющая, а точнее перемещение сознания в роль «оценивающей аудитории», моментально выключает священнослужителя из подлинного литургического пространства и ставит перед ним вопрос о том, как он выглядит со стороны, все ли его действия и движения соответствуют его «роли» и т. д. Борьба с перемещением своего сознания в роль «оценивающей аудитории» и концентрация на подлинно происходящем в храме — это то, что позволяет любому участнику богослужения участвовать в богослужении, а не в сценическом действии. Есть вещи, которые в этой борьбе за целостность роли выступают не на стороне человека, — например, такая простая вещь, как зеркало. Французский мыслитель М. Фуко замечает, что, смотря в зеркало, «я обнаруживаю, что отсутствую на месте, где нахожусь, потому что вижу себя в зеркале»[17]. Зеркало — это явление, которое «опустошает» человека, прекращающего проживать свою собственную жизнь, потому что он наблюдает за собой как за чем-то отличным от себя.

Опыт воображения себя во взгляде «со стороны» — это всего лишь мерцающая мысль, отвергнув которую можно вернуться к реальности. Наблюдение себя в зеркале прекращается, как только человек отходит от него. Но наличие своего активного постоянного представительства в той или иной социальной сети — это то, что неизменно сопровождает человека, как если бы он всегда боковым зрением видел свое отражение. Это постоянно действующий, институциализированный раскол личности на роли «исполнителя» — того, кто думает, высказывается, записывает ролик и т. д., — и «оценивающей аудитории», без которой никакой медиапродукт не сможет быть подготовлен.

Разумеется, в рамках этого рассуждения нельзя вынести окончательный приговор социальным медиа как чему-то, что неизменно противостоит целостности христианского самосознания. Очевидно, что в этом отношении существует множество дополнительных переменных и в конечном счете все зависит от личной аскетической настроенности каждого конкретного человека — кому-то социальные медиа вредят, для кого-то это не проблема. Но нельзя игнорировать того, что зачастую социальные медиа функционируют именно как постоянная перекличка двух «я», которая иногда может помешать человеку понять, куда он, собственно, движется.

Разговор о священнике как о публичном лице хотелось бы завершить цитатой из книги Г. Ньюфелда «Не упускайте своих детей», в которой раскрывается тема личного взаимодействия между родителями и детьми и выводы которой вполне могут быть приложимы к пастырской практике:

«Facebook существует лишь для того, чтобы его пользователи могли „раскрываться“ в надежде, что тем, кто им важен, понравится созданный ими образ. По соотношению результата и вложенных усилий социальная сеть не знает себе равных: не нужно „подавать себя“ каждому зрителю по отдельности, одну и ту же информацию автоматически покажут множеству получателей. А там уж пусть они реагируют. Просто и эффективно. Но проблема именно в этом. Тесная психологическая связь устанавливается совершенно по-другому. Ощущение того, что ты познан, можно испытать только в контексте в высшей степени личных отношений. (…) Подача себя обретает смысл — как для получателя, так и для самого подающего — только если у нее один-единственный адресат. Если вырвать ее из контекста глубоко личных отношений, отнять у нее элемент сознательного решения открыть себя другому человеку, подача себя попросту не приводит к нужному результату. (…) Я, например, ни за что не захотел бы читать, о чем пишут мои взрослые дети, или узнавать об их жизни таким вот образом. Я хочу по-настоящему знать их, а не про них! Разница просто огромная. Чтобы я мог познать их, они должны по собственной воле раскрыться мне, своему отцу, и сделать это в личном общении. Меньшего от них я попросту не ожидаю и не желаю. Любые другие формы общения будут для нас недостаточно глубокими»[18]

Эти откровенные соображения отражают то, как воспринимается близкий человек, который ведет блог. В его словах чувствуется горечь — он не хотел бы читать публичные записи своих детей, потому что считает себя заслуживающим большего. Мы видим, что факт ведения блога ребенком некоторым образом обуславливает отношения к нему отца, вызывает некое подобие ревности: «он открывает себя публике, не недостаточно открывает себя тем, кому это действительно нужно, тем, кто это действительно заслуживает». Перекладывая эту ситуацию на отношения пастыря и его паствы, нужно признать, что здесь тоже может возникать подобие такой ревности. Священнику, который позиционирует себя публичным лицом, может оказаться непросто добиться открытости прихожан: «наш батюшка занят общественно значимыми вопросами, что нам лезть со своими житейскими мелочами». Хотя именно из этих мелочей складывается жизнь христианской общины.

***

Вопрос об использовании социальных сетей в пастырской и миссионерской работе является вопросом соотношения охвата и подлинности. Эти категории не являются противопоставленными друг другу, то есть не всегда забота об охвате умаляет подлинность и не всегда забота о подлинности имеет в перспективе уменьшение охвата. Скорее можно предположить, что предпочтительным является такое соотношение, когда охват рождается через преисполнение подлинности. Если вспомнить святого праведного Иоанна Кронштадтского и прижизненные издания его дневниковых записей («Моя жизнь во Христе» и «Мысли христианина»), нельзя не отметить сходства этих издательских проектов с современным феноменом священнических блогов. Примечательно то, что путь этого святого к публикации своих сокровенных мыслей для многомиллионной аудитории лежал через многолетний поиск подлинного, живого и страждущего человека, которого молодой священник Иоанн находил на самом дне общества в кронштадтских трущобах.

[1] Липанова Л. Сам Бог велел: почему в России растет сегмент христианских блогов. www.forbes.ru/svoi-biznes/499406-sam-bog-velel-pocemu-v-rossii-rastet-segment-hristianskih-blogov.

[2] Как священники ведут блоги: батюшки рассказали, нужны ли им лайки и о чем они пишут в соцсетях. spb.mk.ru/social/2022/07/21/kak-svyashhenniki-vedut-blogi-batyushki-rasskazali-nuzhny-li-im-layki-i-o-chem-oni-pishut-v-socsetyakh.html.

[3]К таким выводам приходит исследователи лайфстайл-блогинга: Baker S. A., Rojek C. Lifestyle gurus: Constructing authority and influence online. John Wiley & Sons, 2020. См. заключение.

[4] Емельянов Н., прот. Священники в поисках утраченного времени: взгляд изнутри на одну острую проблему церковной жизни. priest.today/news/svyashchenniki_v_poiskakh_utrachennogo_vremeni_prot_nikolaj_emeljanov

[5] Это развитое направление исследований, термин принадлежит: Horton, D., & Wohl, R. R. (1956). Mass communication and para-social interaction: Observations on intimacy at a distance. Psychiatry, 19(3), 215−229. См. также: Derrick, J. L., Gabriel, S., & Hugenberg, K. (2009). Social surrogacy: How favored television programs provide the experience of belonging. Journal of Experimental Social Psychology, 45(2), 352−362; Stever, G. S. (2017). Fan behavior and lifespan development theory: Explaining para-social and social attachment to celebrities. Journal of Adult Development, 24(1), 33−41.

[6] Баранов С., прот. Об интернет-зависимости православных. rutube.ru/video/182f766f8a5c1ee1b03c7d097e3a4041/?r=wd

[7] В школах запретили смартфоны. Зачем и как это будет работать. Таким образом власти хотят повысить дисциплину на уроках. www.rbc.ru/life/news/6569c5309a794765d87f3107?ysclid=m2xl1lo0ox161396446

[8] ВОЗ приравняла зависимость от смартфонов у детей к курению. iz.ru/1768598/2024−10−02/voz-priravniala-zavisimost-ot-smartfonov-u-detei-s-kureniem

[9] Fighting the smartphone ‘invasion': the French village that voted to ban scrolling in public. www.theguardian.com/world/2024/feb/10/fighting-the-smartphone-invasion-the-french-village-that-voted-to-ban-scrolling-in-public.

[10] Сочетание слов phone (телефон) и snubbing (презрение) означает проявление неуважения или пренебрежения к окружающим.

[11] Yin L. et al. Smartphone’s on, humanness’s off: Phubbing breeds dehumanization via subjectivity uncertainty // Computers in Human Behavior. 2024. Vol. 160.

[12] Constant craving: how digital media turned us all into dopamine addicts. www.theguardian.com/global/2021/aug/22/how-digital-media-turned-us-all-into-dopamine-addicts-and-what-we-can-do-to-break-the-cycle

[13] Павлюткин И. В. Связь религиозности и рождаемости в современной России: эффект социального контекста. pstgu.ru/actual/gumanitarnoe-obrazovanie/-svyaz-religioznosti-i-rozhdaemosti-v-sovremennoy-rossii-effekt-sotsialnogo-konteksta/

[14] Обоснованию этого тезиса посвящена работа М. Маклюена, ставшего классиком изучения медиа. Именно он впервые выдвинул и обосновал предположение о том, что большее влияние на жизнь человека оказывает не то, что передается ему в сообщении, а то, как оно передается. McLuhan M. Understanding media: The extensions of man. MIT press, 1994.

[15] Арендт Х. Vita Activa, или О деятельной жизни. СПб.: Алетейя, 2000. С. 64.

[16] Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: РГБ, 2007. С. 117.

[17] Фуко М. Другие пространства // Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. М.: Праксис, 2006. Ч. 3. С. 196.

[18] Ньюфелд Г., Матэ Г. Не упускайте своих детей. Почему родители должны быть важнее, чем ровесники. М., 2018. С. 379.

Список литературы

Арендт Х. Vita Activa, или О деятельной жизни. СПб., 2000.

Баранов С., прот. Об интернет-зависимости православных // URL: rutube.ru/video/182f766f8a5c1eelb03c7d097e3a4041/?r=wd (дата обращения: 17.04.2025).

В школах запретили смартфоны. Зачем и как это будет работать // URL: www.rbc.ru/life/news/6569c5309a794765d87f31077ysclid=m2x111o0ox161396446 (дата обращения: 17.04.2025).

ВОЗ приравняла зависимость от смартфонов у детей к курению // URL: iz.ru/1768598/2024−10−02/voz-priravniala-zavisimost-ot-smartfonov-u-detei-s-kureniem (дата обращения: 17.04.2025).

Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2007.

Емельянов Н., прот. Священники в поисках утраченного времени: взгляд изнутри на одну острую проблему церковной жизни // URL: priest.today/news/svyashchemiki_v_poiskakh_utrachennogo_vermeni_prot_nikolaj_emeljanov (дата обращения: 17.04.2025).

Липанова Л. Сам Бог велел: почему в России растет сегмент христианских блогов // URL: www.forbes.ru/svoi-biznes/499406-sam-bog-velel-росemu-v-rossii-rastet-segment-hristianskih-blogov (дата обращения: 17.04.2025).

Ньюфелд Г., Матэ Г. Не упускайте своих детей. Почему родители должны быть важнее, чем ровесники. М., 2018.

Павлюткин И. В. Связь религиозности и рождаемости в современной России: эффект социального контекста // URL: pstgu.ru/actual/gumanitarnoe-obrazovanie/-svyaz-religioznosti-i-rozhdaemosti-v-sovremennoy-rossii-effekt-sotsialnogo-konteksta/ (дата обращения: 17.04.2025).

Фуко М. Другие пространства // Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. М., 2006. Ч. 3. С. 191−204.

Baker S. A., Rojek C. Lifestyle gurus: Constructing authority and influence online. John Wiley & Sons, 2020.

Constant craving: how digital media turned us all into dopamine addicts // URL: www.theguardian.com/global/2021/aug/22/how-digital-media-turned-us-all-into-dopamine-addicts-and-what-we-can-do-to-break-the-cycle (дата обращения: 17.04.2025).

Derrick J. L., Gabriel S., Hugenberg K. Social surrogacy: How favored television programs provide the experience of belonging // Journal of Experimental Social Psychology. 2009. Vol. 45. № 2. P. 352−362.

Fighting the smartphone 'invasion': the French village that voted to ban scrolling in public // URL: www.theguardian.com/world/2024/feb/10/fighting-the-smartphone-invasion-the-french-village-that-voted-to-ban-scrolling-in-public (дата обращения: 17.04.2025).

Horton D., Wohl R. R. Mass communication and para-social interaction: Observations on intimacy at a distance // Psychiatry. 1956. Vol. 19. № 3. P. 215−229.

McLuhan M. Understanding media: The extensions of man. MIT Press, 1994.

Stever G. S. Fan behavior and lifespan development theory: Explaining para-social and social attachment to celebrities // Journal of Adult Development. 2017. Vol. 24. № 1. P. 33−41.

Yin L. et al. Smartphone’s on, humanness’s off: Plubbing breeds dehumanization via subjectivity uncertainty // Computers in Human Behavior. 2024. Vol. 160. P. 1−12.