Наш храм вернулся общине только в 1994 году. До этого здание использовали сначала под архивы НКВД, потом под склад учебников. Построили второй этаж, по стенам портреты членов Политбюро развесили. О том, чтобы сохранить роспись, и речи не шло… Единственное, что не осквернили, — это алтарь. Директор склада учебников сказала: алтарь — святое место, его мы трогать не будем.
В итоге все внутреннее убранство храма нам пришлось создавать заново. И штукатурку класть, и плитку. Нашлись искусные прихожане, которые владеют ремеслами: штукатурят, шпаклюют, красят.
Сначала думали: вот побелим стены, все подготовим, а наши внуки займутся остальным. А потом оказалось — и сами можем. Попробовали — и дело пошло. Не стали внуков дожидаться.
Когда-то мой духовник говорил мне: будете храм восстанавливать — не ставьте сразу на него крест. Крест надо вымолить. Если будете молиться, то все сложится так, что внезапно появится человек и все сделает. Так у нас и получилось. Два года молились — и появился такой человек, который крест на храм поставил. А потом появились люди, которые смогли финансово участвовать и в оформлении храма.
Такой принцип у нас и остался. Вымаливаем милость Божию делами.
Почти год мы молились на улице перед стенами храма. Потом, зимой 1994 года, нас пустили внутрь. В Вербное Воскресение 1995 года мы первую Литургию отслужили. А потом постепенно уже весь храм передали общине. И тогда мы сразу взялись за оформление.
По этому принципу мы и детей воспитываем. Почти все дети нашего прихода учатся в тверской православной епархиальной школе во имя святителя Тихона Задонского, как и многие преподаватели школы — члены прихода. Регент — она же преподаватель церковной гимнографии, помощник регента — завуч, певчие — преподаватели физики, химии, литературы, психолог. Мальчики алтарничают. Настоятель храма — директор школы и духовник, второй священник — духовник начальных классов.
Приход сразу так сложился, что в нем оказались люди, владеющие разными умениями и готовые потрудиться для храма. Часть людей переместилась сюда вместе со мной из того прихода, где я раньше служил, в Городне на Волге. Они поначалу и составили костяк общины. И мы сразу решили, что не будем приглашать какую-нибудь артель со стороны, которая придет и все нам сделает, а мы только ходить и смотреть будем. Сами потихоньку будем все делать.
Алтарник нашего храма, по образованию художник-монументалист, владеет искусством рисования на стенах. И есть еще один прихожанин-художник. Вот они вдвоем храм и расписывают. Нашлись и резчики по дереву, они вырезали престол, сделали резьбу на Царских вратах.
Профессионалов мы привлекаем только в отдельных случаях — подготовить стену к росписи, изготовить левкас для икон. Консультируемся, конечно. Но в основном — сами. Прежде чем написать икону на стене, наш иконописец до 500 разных вариантов просматривает в разных стилях, от ранневизантийских образцов до нынешнего времени.
Мне как настоятелю приходится всю эту работу координировать. Иногда говорю, что где-то нужно что-то подправить. Но обычно мы вместе обсуждаем и решаем, что и как пишем. А бывает, время проходит и сам художник видит, в каких доработках нуждается роспись. Это живой процесс. Вот недавно перед освящением престола поправляли в алтаре роспись двадцатилетней давности.
Когда расписывали купол, пришла мысль изобразить вокруг Спаса Вседержителя радугу. И каждый из прихожан поднялся на леса и свой «кубик» на этой радуге закрасил. На всех этих «кубиков» не хватило, пришлось по три раза один и тот же закрашивать. Зато теперь каждый знает: вот и я там наверху тоже руку приложил!
По большому счету весь процесс убранства храма мы доверяем Богородице. Есть такой опыт: стараешься сделать то, что придумали, — и ничего не выходит! А потом помолишься Богородице — каждое начало месяца мы специальный молебен служим — и, глядишь, Она Сама все управит, везде поможет, подскажет. Поэтому если что-то не получается, мы спокойно относимся.
Все, что мы делаем, делается в основном за счет самих прихожан, каких-то серьезных спонсоров у нас нет. Хотя время от времени приезжают разные люди, в том числе и из Москвы, и когда есть возможность, помогают.
Когда нам требуется собрать средства, чтобы сделать какую-то роспись или выложить мозаику, мы выкладываем информацию в приходской чат — и понемногу деньги собираем. Бывает, кто-то приходит и изъявляет желание пожертвовать на роспись. Тогда мы предлагаем варианты. Можно жертвовать не деньги, а уже готовую икону, договориться напрямую с кем-то из иконописцев. Можно, например, купить смальту или позолоту. Это не так, что нам всегда дают деньги, а мы идем и сами все материалы покупаем. Лучше, когда люди творчески подходят. Другое дело, что мы всегда заранее договариваемся, в каком стиле, в какой технике должна быть исполнена икона, какого она должна быть размера
Мы стараемся привлекать к обустройству храма всех прихожан по мере их способностей. Кому-то поручаем краски смешать, кому-то — фон закрасить, кому-то — прокрасить деталь в одеянии, кому-то — наложить позолоту… Когда мозаики делаем, то каждый обязательно несколько кусочков смальты в мозаику вставит — конечно, под руководством более опытных мастеров. Так это до сих пор и происходит.
Молодежь тоже потихоньку учится, перенимает опыт. Но такого энтузиазма, как раньше, сейчас в людях не видно. Бóльшая часть работы по-прежнему на тех, кто начинал заниматься ей еще в 1990-е. Одни прихожане смотрят, любуются, радуются, а другие эту радость, эту молитву выписывают на стенах.
Когда ты сам внутри процесса находишься, то почти ничего не замечаешь. А люди со стороны заходят в храм и признаются: «У нас ощущение, что мы попали в дом, где живут люди. Не просто в какое-то заведение, а как будто это родной дом — так мы себя здесь чувствуем». Это похоже на то, что в Лоретто есть дом Богородицы, и когда я вхожу в центральный придел, у меня такое ощущение, что там я — в доме Богородицы.
Бывает, люди приходят, садятся на лавочку и сидят, иногда по часу и больше. Что-то читают, о чем-то молятся. Спросишь, может, чем помочь, а они говорят: «Спасибо, ничем, я просто любуюсь, как у вас здесь красиво».
И прихожане наши так же себя ощущают. После каждой службы у нас совместная трапеза, чаепитие, все друг с другом делятся: кто выпечкой, кто еще чем-нибудь. Уже давно мы придумали выдавать людям медаль «За верность приходу». Десять лет ходит человек в храм — и мы вручаем ему такую медаль. Сейчас у нас уже многие с медалями ходят.
За последний год много пришло и новых людей, стала молодежь появляться, но основа прихода сохраняется прежняя. Главное — не ругаться ни на кого и периодически напоминать людям: помните, хорошо не там, где нас нет, а там, где мы, — хорошо. А дети с малых лет впитывают лозунг: «Прости, Отдай. Уступи». Мы помним, что мир стоит ради детей, читающих и слушающих Священное Писание.
Вот уже несколько лет как мы решили поставить еще один храм — в память о последнем настоятеле нашего храма, священномученике Алексие Бенеманском. Самого его в 1937 году расстреляли, а на кладбище, где его матушка похоронена, мы решили построить храм в его честь. Нашли свободное место, насыпали горку — и поставили. Теперь люди проходят мимо, смотрят и говорят: умели же наши предки место для храма выбирать! Рядом с храмом мы устроили приходское кладбище, на котором покоятся уже много наших прихожан.
Вот и с росписью так же. Люди заходят и спрашивают: «Как же это вы так хорошо отреставрировали росписи?» Мы отвечаем: какое отреставрировали, это все сделано с нуля! Но задача у нас именно такая: делать так, чтобы было впечатление, как будто это старинная роспись. Как будто берешь кисть, начинаешь отмывать стену от грязи — и на ней проступают иконы.
Материал подготовлен в рамках реализации проекта «Живые сообщества», поддержанного Фондом президентских грантов.
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
или