«Прихожане должны чувствовать, что в Церкви их никогда не бросят на произвол судьбы» — врач и офицер Военно-Морского флота протоиерей Сергий Филимонов

— Отец Сергий, расскажите вкратце, как Вы пришли к вере, в каком возрасте это было, какое у Вас было детство, кто Ваши родители?

— Мои родители — врачи. Отец — военный врач, мама — гражданский. Отец был военнослужащим, поэтому ездили по разным гарнизонам. К вере меня привели не родители, а бабушка, она была верующим человеком, а родители долгое время в детстве отправляли меня к ней. Я видел, как она молилась, она всегда соблюдала посты, молилась и благословляла меня на ночь, и это сыграло решающую роль в дальнейшей жизни.

Потом я был военно-морским врачом, и на корабле мне впервые попало в руки Евангелие. Его чудом в кармане привезли в советское время из Антарктиды. И когда я знакомился со Святым Евангелием, я понял, что нашел то, что искал всю жизнь.

Меня с детства, с начальных классов школы беспокоил вопрос — в чем смысл жизни. Я уже тогда понимал, что не может смысл жизни заключаться только в детях, работе и т. д., должны быть какие-то другие высшие материи. Поэтому когда я в зрелом возрасте получил в руки Святое Евангелие, я понял, что вот она — настоящая Истина — Христос, что так человек и должен жить. Если он так будет жить, то не будет половины тех проблем, которые люди испытывают в семейной жизни, в работе, во взаимоотношениях друг с другом. Тогда понятен смысл жизни, смысл смерти, смысл поступков и внутренних человеческих мотивов.

Поскольку я был практичный человек, то сразу стал практиковать в своей жизни то, что прочитал в Евангелии. И видел, что это действенно. Например, описано, что апостолы молились за своих больных, и я в своей практической медицинской деятельности стал молиться за больных, чего не делал раньше. И сразу увидел, что есть существенная разница между тем, когда врач молится за больного, и тем, когда он не молится. Это был 1988−1989 год. Это было полное удостоверение в том, что Господь существует, что Его слова действенны, и всё, что Господь сказал, так оно и есть.

Потом я обрёл духовника в Спасо-Парголовском храме — протоиерея Василия Лесняка. Вернувшись со службы на корабле, оказавшись на берегу, продолжал обучение в адъюнктуре Военно-медицинской академии и одновременно ходил в храм и учился там читать, молиться, участвовать в богослужении, оставаясь ещё действующим военным.

— Будучи военным врачом, как Вы пришли к решению стать священником?

— Когда врач начинает серьезно относиться к своим обязанностям и понимает ответственность за своих больных, он сопереживает своему пациенту, особенно если процесс лечения идет не так, как хочется, если развивается осложнение, если человек мучается. Более глубоко вникая в христианское учение, я стал изучать христианское учение о болезни, откуда она берется, какой смысл, в чем заключается промысел Божий.

Любой врач, чтобы правильно лечить, знакомится с историей жизни человека, с какими-то его профессиональными вещами, с какими-то грехами. Женщину, например, спрашивают, сколько у нее было беременностей, были ли прерывания беременности и т. д. Таким образом, при знакомстве с историей жизни и болезни пациента в конечном итоге становится понятным, с какой личностью ты имеешь дело, как эта личность жила и как проявляла себя. Если это преломляется через призму христианской веры, то видно, какие неправильные поступки и грехи привели человека к тому состоянию, в котором он находится. Из этого стало ясно, что человек может сколько угодно лечиться у врача, пока он не преодолеет тот грех, который у него есть.

Обладая таким ведением, я четко видел такие примеры: жена изменила мужу, бросила его, предала, развелась с ним, и её лечили от одного заболевания, потом нашли у неё другое заболевание, потом третье заболевание — и причина здесь в грехе прелюбодеяния, потому что она, будучи законной женой одного человека, жила с другим.

Или другой грех: человек пошёл к колдуну, ему заговорили одно место, прооперировали второе место, потом возникает опухоль в третьем месте. Понятно, что врач иногда бьёт как из пушки по воробьям, то есть он видит только поверхностно то, что с человеком происходит, поверхностные проявления болезни, а глубокое основание болезни находится в области именно его духовной жизни, в области души.

Мне стало понятно, что я не до конца выполняю свой врачебный долг, что прежде, чем заниматься тем или иным пациентом, необходимо привести в порядок его духовную составляющую.

Тогда я еще не был священником, поэтому я стал больных перед операцией направлять на Исповедь в церковь или советовал некоторым некрещеным перед операцией покреститься. Я видел совершенно четкий результат:

когда человек исповедовался, или крестился, или приводил свою жизнь в порядок, тогда и клинический процесс шел совершенно по-другому.

То есть появилась неудовлетворенность от того, что нельзя лечить только телесные болезни, не учитывая духовный спектр. Но сначала меня вполне удовлетворяло тогда, что есть священнослужители, к которым я мог направить. Потом понял, что самому надо быть священнослужителем. Больному важно напоминать о том, что нужно сходить в церковь, что нужно обратить внимание на свою жизнь, спрашиваю, крещен ли он или не крещен, законный у него брак или незаконный. Человека, например, можно лечить два-три месяца, и ничего не удается, а достаточно человеку покаяться в своем грехе — смотришь, и препараты начинают действовать, надо было на операцию — уже не надо операцию делать.

Вот это и привело к священству — необходимость лечить не только телесные, но, прежде всего, духовные недуги, а без Таинств, которыми обладает священник, это невозможно.

— Как Вам видится процесс становления священника от рукоположения до состояния зрелости, если не учитывать такие моменты, когда человек переживает какой-то стресс и резко взрослеет, то есть в нормальной обстановке, без каких-то происшествий?

— Он может повзрослеть, но он может и сломаться. Я видел таких молодых священнослужителей, которые ломали дрова, и через год-два их священнослужение заканчивается, они калечили свои приходы, куда были назначены, калечили семьи и сами приходили в состояние, которое ставило под вопрос их дальнейшее священнослужение.

На молодых священников дьявол особенно ополчается. И гарантом является духовник, причем он должен быть опытным духовником, все-таки ученичество никто не отменял. Сейчас все смеются над ученичеством, некоторые известные богословы говорят: «Это не нужно, учитесь по книжкам». Отец Василий [прот. Василий Лесняк — прим.ред.] говорил: «Я жизнь не по учебникам изучал». Это очень важно — личный опыт человека и личный опыт его преодолений. Поэтому я был всегда благодарен, что у меня от начала моего становления до зрелого священнического возраста всегда был духовник, с которым я сверялся.

Я и сейчас сверяюсь с духовно опытными священниками, которым 80−90 лет. Всё равно есть такие вопросы, в которых и зрелый священник нуждается в сверке.

Если священник считает, что он не нуждается в сверке, это вызывает много вопросов.

Мой второй духовник — архимандрит Пантелеимон (Борисенко), насельник Псково-Печерского монастыря — когда я к нему приезжал с каким-то вопросом, всегда принимал правильные практические решения. Но мне он говорил, хотя ему было 65 лет тогда, он был уже опытный архимандрит: «Я считаю, что это так, но пойдем сейчас с тобой сходим к отцу Иоанну (Крестьянкину) и сверим этот вопрос, а тот вопрос по строительству и два духовных вопроса — съезди к отцу Николаю на Залит, я тебя благословляю, и обязательно сверься». При сверке, что практически всё, что он говорил, совпадало, но это как раз говорит не о его духовной слабости, а о его духовно нормальном и здоровом состоянии. Опытный священник, если он хочет удостовериться в правильности принятого решения, в том, что они соответствуют промыслу Божьему, обязательно сверится или с собратом-священником, или с опытным священником, который старше его и духовнее.

Поэтому мне кажется, что залог становления молодого священника зависит от трех вещей. Во-первых, это наличие у него духовника. И отсутствие духовника у молодого священника — это один из прямых путей к падению, к каким-то неправильным действиям. Во-вторых, это обращение к духовно опытным священникам. И в-третьих, это, конечно же, очищение своей души в таинстве Покаяния.

Будучи мирянами, все стараются очищать свою душу, а становясь священниками, считают, что это не нужно. Могу сказать, что наоборот, когда я стал священнослужителем, я стал испытывать потребность в таинстве Покаяния гораздо больше, нежели чем, когда был молодым. Потому что каешься не только в своих личных грехах, но и в тех ошибках, которые ты допускаешь — духовных ошибках, упущениях.

Например, у отца Адриана [архимандрита Адриана (Кирсанова) — прим.ред.] в Печорах, к которому я тоже приезжал, было такое правило перед каждой Литургией: ты священник монастыря или ты приезжий священник — ты сперва исповедуешься, потом приступаешь к таинству Литургии. Это, конечно, совершенно качественно другое состояние, поэтому мы в приходе стараемся друг другу постоянно исповедоваться. И чем чаще, тем лучше. Иногда священник не имеет возможности, тут другой вопрос. Особенно священнику на селе сложно куда-то поехать. Нет возможности — пожалуйста, есть престол Божий. Отец Иоанн Кронштадтский падал перед престолом перед службой, каялся глубоко Богу, потому что не было тех людей, которые могли бы принять глубину его исповеди, а потом приступал уже к богослужению.

— Что Вы думаете о поздних рукоположениях, то есть когда человека уже в зрелом возрасте призывают к священству?

— У молодого священника есть искушение, скажем так, горячностью: или для него нет авторитетов, или он избирает какие-то новомодные авторитеты, или начинает лезть куда-то в историю древней Церкви, ломать свой приход, что-то внедрять. И всегда, будь это молодой врач, молодой священник, молодой специалист, ему кажется, что он все может, все ему понятно. А чем дальше, тем больше, больше, больше вопросов.

У священника, который имеет житейский опыт, другое искушение — искушение механическим экстраполированием своего жизненного опыта в духовную жизнь. Например, в 48 лет он рукоположился, люди смотрят на него, считают, что это уже взрослый человек, но он еще сам не понимает, что житейски он опытен, а духовно он еще младенец. И он начинает себя успокаивать тем, что его житейский опыт является полной опорой для него. Да, его житейский опыт сыграет большую роль для того, чтобы дать какие-то правильные советы людям в семейной жизни и т. д. Но малейшие ошибки могут привести к трагическим последствиям. Например, ко мне пришла женщина и рассказывает, что батюшка, которому 47 лет и которого два года назад рукоположили, не благословил ее принимать антибиотики. А сама сидит кашляет, довела себя практически до туберкулеза и спрашивает, что ей делать. «Как что делать? У тебя дети есть, внуки есть. Ты хочешь воспитывать внуков, живой остаться? А почему ты тогда антибиотики не принимаешь? Батюшке 47 лет, он 2 года как священнослужитель, он не может тебе давать таких благословений. Все выполняется с рассуждением». Вот с какими последствиями приходится сталкиваться.

Поэтому батюшкам, которые поздно рукоположены, надо быть очень осторожными и напоминать себе, что в духовной жизни у их еще очень маленький опыт, им надо возрастать в этом становлении, не стесняться, не гордиться и чаще советоваться так же, как и молодым священникам. Он старый по возрасту, но он молодой священник, и отсюда все вытекающие обстоятельства.

— Отец Сергий, расскажите о Вашей деятельности — об обществе православных врачей Санкт-Петербурга, и о многих других практиках и проектах, которые у Вас осуществляются.

Проектов очень много, можно долго перечислять.

Два момента, которыми хотел бы поделиться с собратьями:

не надо никогда выдумывать никакой проект, они складываются сами собой.

Те проекты, которые выдумываются — очень часто терпят крах и заводят священнослужителя в какие-то фантазии, не приносят духовной пользы. Всегда надо смотреть, что нужно сейчас на потребу Церкви и людям.

Мы, например, находимся рядом с больницами, 20 лет назад здесь был один храм на 65 км² в области. Естественно, первой потребностью, которая возникла, была помощь тяжело умирающим больным, как сделать так, чтобы исповедовались перед смертью, причащались. Вначале было несколько сестер милосердия, которые обходили всех умирающих больных и разговаривали с ними, а священник бежал к уже подготовленным, чтобы они не умерли без напутствия. Со временем так выросло сестричество милосердия — это первое.

Второе — часть больных надо было готовить на операцию, так появились сестры, которые стали готовить больных к операции. В церковь пришли люди, которые никогда в жизни не исповедовались. Значит, нужно было подготовить тех сестер, которые будут готовить к первой Исповеди. Появились люди, которые после тяжелых операций оказались дома, потому что сократилось время госпитализации больных, и за это время подготовить больного к Исповеди и Причастию — уже профанация; значит, надо было воспитать таких сестер, которые на дому могли бы оказать физическую помощь и духовно довести человека. Духовное окормление перерастало туда, на тот дом, в то место, где человек жил или где человек находился после операции.

Так появилось и общество православных врачей Санкт-Петербурга — в ответ на засилие оккультизма, магии, экстрасенсорики и т. д. Надо было анализировать, какие медицинские методики законны с точки зрения православного вероучения, как людей уберечь от незаконных, как реабилитировать тех, кто пострадал после экстрасенсорных манипуляций, стал психически или физически больным. Так появился душепопечительский центр, где работают вместе со мной психиатры, психотерапевты и преподаватели, которые занимаются реабилитацией. Было много одиноких женщин — так появилось Ольгинское общество. Надо было одиноких женщин объединить для того, чтобы они как христианки могли молиться вместе, паломничать и т. д. Появились детки и взрослые — необходимо было создание церковно-приходской школы, духовно-образовательного центра. Если человек духовно не просвещен, значит он является плодотворной почвой для раскольников и сектантов. Так на первый план вышла проблема духовного образования.

То есть в разные моменты развития прихода приоритеты менялись: раньше было больничное служение, потом, конечно, на первый план вышел духовно-образовательный центр. Необходимо было воспитать людей для церковного служения и для того, чтобы пойти к тем же больным, в детские дома, в многодетные семьи. Значит, нужно воспитать людей, которые будут служить Церкви. То есть задача нашей школы — не просто дать образование, а воспитать человека Церкви, дать ему возможность, чтобы он пошел служить Церкви, в детский дом, в многодетную семью, к инвалиду и т. д. Так вот появилась взрослая и детская церковно-приходские школы.

Кроме этого, есть разные подготовительные площадки к Крещению, к Венчанию, они появились у нас задолго до того, как благодаря Святейшему Патриарху они начали появляться повсеместно. Конечно, существует проблема пьянства, наркомании и алкоголизма — так появилось братство трезвости. Рядом есть больница, в которой находится огромное количество онкологических больных, и областной онкологический центр по облучению — так возникло братство онкологических больных. Были люди, которые реабилитировались после оккультных воздействий, впоследствии остались — так появилось братство сострадания и милосердия, когда люди поддерживают друг друга.

Я не буду перечислять всё, наш приход охватывает очень многие направления.

Но смысл — это ответ на потребу дня. Священник должен быть просто очень внимательным.

У него, допустим, на том же селе есть люди богатые, есть бедные, есть одинокая старушка, которой надо дрова наколоть, есть та старушка, которой пенсии не хватает, есть та, которая болеет раком. Исходя из этого он должен понимать, как он выстроит свою помощь прихожанам. Прихожане должны чувствовать, что в Церкви их не бросят на произвол судьбы.

С самого начала, еще лет 15 назад, наша цель была выстроить такую цепочку, организовать помощь от рождения ребенка, вернее, от беременности (роженицам помогаем в том числе), до момента смерти (в том числе помогаем с похоронами наших прихожан).

Когда человек чувствует, что он становится настоящим членом общины, он чувствует, что он в семье. Конечно, семья может быть плохой, не всем же удается уделить внимание, но тем не менее человек понимает, что его не бросят, он свой и он живет от рождения до смерти церковной жизнью.

Батюшки должны сами смотреть, быть очень внимательными к тому, что происходит, кто поет у него на клиросе, почему не пришла старушечка, не бросили ли её дети, какая у неё пенсия, к кому-то зайти посвятить домой. Жизнь сама подсказывает, самое главное — не выдумывать ничего, не высасывать из пальца.

С протоиереем Сергием Филимоновым беседовал корреспондент портала «Пастырь» священник Димитрий Норкин