Допускается ли (и нужен ли?) физический контакт во время исповеди?

Полностью согласен со словами владыки Пантелеимона. И за тоном речи нам нужно следить, чтобы не соблазнить человека излишней интимностью и самому не соблазниться.

Странный вопрос. Ну да, некий иерей «возрастом немногим больше 20−40 лет» (это всё же сколько выходит?) прилюдно «нежничает» с прихожанками. Зрелище, надо признать, то ещё, неуместное и несвоевременное в самом деле безобразно. Однако, вдруг автору показалось, что не к месту и не ко времени? Автор анонимен — кто он? что он? сколько годов ему самому? в каких он отношениях с действующими лицами?.. Был такой, помнится, Кай, так он во всём и во всех видел дурное и мы знаем почему. И современный человек — эдакий коллективный Кай — едва ли не в каждом видит маньяка и извращенца, тоже догадываемся почему. Плюс — информация легко распространяема и столь же легко доступна, так её много, что сразу и не поймёшь, — фальшивка она, подделка, «fake» или и в самом деле всё так. Опять же, — всеобщая склонность к поспешным выводам… Как понять, насколько обоснованы подозрения анонима?

А говорить про то, что излишества-чрезмерности неуместны, значит ломиться в открытые двери. Конечно, неуместны. Отношения человеческие и сами по себе — зона риска, а тут ещё область высокого напряжения, здесь тем паче. Ну конечно, как и во всём, хорошо бы искать меру… Не нужно почём зря сокращать дистанцию — это и небезопасно, наконец — и не только в смысле тех или иных похотений — мы рискуем предложить человеку (вольно или невольно) согреть его собою. Вместо Бога… А это обман.

Если убрать дурные подозрения и спросить без ПРЕД-расСУДков: возможен ли контакт? Просто-таки неизбежен: в том же чине исповеди мы покрываем епитрахилью главу исповедующегося и возлагаем руки. Это возложение рук (кроме прочего) — знак Божьего покровительства. А в какой-то степени и — отеческого, братского, человеческого. Этот жест — жест не «клерка», но б, а т ю ш к и. Добавим сюда: отеческую (или братскую) улыбку, доброе (при этом оно может быть и строгим) слово, «по головке погладить» (вариант: подзатыльник ласково дать), руку пожать: я рядом, я готов понять, со-чувствовать, со-страдать, я часть тяготы твоей готов разделить и понести, не осудить, не приговорить, не отвернуться. Почти всегда это бо́льшего сто́ит, нежели слова. Ситуации бывают — и нередко — просто-таки патовые… Что тут скажешь? Нужно ждать и терпеть. Как же отвратительны здесь прописные истины, вычитанные из учебников, трюизмы всякого рода…

Сдаётся мне, много чаще можно наблюдать обратную картину: священник обременён множеством хлопот (отчёты, стройка, бюджет, налоги, отношения в различных подразделениях иной раз обширного церковного хозяйства и проч., не говоря уже о семье, о детях-внуках), пастырство оттесняется на обочину многосуетной его жизни. А тут приходит человек, у него беда (или напротив — радость), человек бывает закрыт, смущён, напуган, он ищет, чтобы на него отозвались, а тут смертельно усталый человек — это в лучшем случае, а в худшем — эдакий «менеджер», кавалер орденов-медалей «за усердные труды на ниве», секретарь какого-то там епарх. отдела по отправлению какой-то там важной д е я т е л ь н о с т и (нет, я серьёзно, о н о именно так и называется — «деятельность»: экологическая-молодёжная-медицинская-казачья-образовательная-социальная-военная-миссионерская и проч. и проч.).

А приходят-то не к секретарю-орденоносцу, а к батюшке.


В заключение несколько выдержек:

«Прежде всего подобает отцу духовному любити чадо свое духовное, яко свой уд, и вящше. Иже много грехов сотворил будет, сего миловати, и о б л о б ы з, а т и и ц е л о в, а т и, и кротко того блюсти, тихим оком, и утешенным гласом и умиленным к нему беседовати… и помянути ему о смерти, о воздаянии благих, и о муках, и о праведных и о грешных. Тако и себе пред ним грешна и повинна нарицати». Вот так: «утешенным гласом и умиленным» напомнить ему «о смерти и о муках». Это из Кормчей.

А вот из Симеона Солунскаго (глава «Как нужно сидеть и держать себя принимающему исповедь, и как — исповедающемуся»): «принимающему исповедь до́лжно <…> быть весёлым и с кротостию в душе и во взоре, выражая образом действий любовь божественную».

А вот ещё из одной рукописи: «с радостным и благим сердцем сладко беседуя, как бы приглашая на пир, или принимая его как любезного друга…»
или
«…и спрашивает с ласковым видом о всех грехах подробно…»

А после исповеди, «если увидит его омраченным от сильной печали, утешает его сладкой речью…»

При благословении обычно эти молодые девушки целуют руку священнику. Хотя некоторые благословляют на расстоянии или руку кладут на голову, и это неплохая практика. Я думаю, что молодому священнику как можно меньше нужно касаться молодых девушек, тем более на исповеди. Вдруг нехороший помысел вселится в сердце батюшки или девушки?

Раньше, когда меня только рукоположили, я вообще очень стеснялся давать целовать руку при благословении. И часто давал целовать Иерейский Крест. Но потом меня старшие батюшки поправили, и сказали, что более правильно благословлять рукой и давать её целовать, так как через такое благословение благословляет сам Христос.

Бывает еще так, что при преподании благословения женщинам (особенно невоцерковленным) бывают всякие казусные ситуации, связанные с прикосновениями и искушениями. Кажется, что пастырю нужно не полениться и объяснять таковым, как брать благословение правильно.

Я не даю целовать руку ни молодым ни пожилым. Не знаю почему, но не могу и все.

О лобызании руки священника — известно, что это не является почестью, воздаваемой конкретной личности, хотя бы это был и всюду известный и духоносный старец. Руку (правую!) священника и епископа при преподании благословения принято лобызать потому, что он ею (правой рукой) преподает Святые Тайны. Руки диаконов, как известно, не лобызают. Замечу, что в сам момент Причащения и руку священника (и епископа) возбраняется лобызать. Особенно это надо объяснять прихожанам. Уместно отказывать в лобзании руки вне храма, особенно, если священник в светской одежде.

Хотя надо заметить, что Христу в Евангелии руки не целовали.