Обычно в храме есть многодетные семьи, и пожилого человека, который остался один, но при этом ещё в силах, надо постараться к такой семье прикрепить. Потому что если эта женщина просто иногда ходит в разные места помогать — это одно; а если она начинает ходить в какую-то конкретную семью, то завязываются тёплые сердечные отношения.
У нас есть такая прихожанка. Когда она вышла на пенсию, я попросил её помочь одной нашей многодетной семье. Она стала к ним ездить раз или два в неделю. Приедет, сварит пятилитровую кастрюлю борща на два дня, почистит картошку, вымоет посуду, отправит маму погулять или поспать. И через какое-то время я стал свидетелем удивительной сцены — дети из этой семьи, увидев её в храме, бросились обнимать, как родную бабушку, а она стоит счастливая.
Так что можно дать возможность этому человеку служить конкретной семье, лучше многодетной. Господь говорит: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20, 35). В этом служении и есть блаженство. Но когда ты служишь всем понемножку, то это не так чувствуется.
А во-вторых, хотел бы сказать об унынии. Давайте разделим эти две темы. Если жена прожила десятилетия с мужем, и он отошёл ко Господу, то женщине не может быть не больно. Понимаете? Это всё равно, что отрубили руку: она должна быть, а её нет. И до конца исцелить эту боль нельзя. Её можно только уменьшить через молитву за усопшего, через добрые дела. Но прекратится эта боль только тогда, когда они там встретятся. Без боли здесь невозможно.
Другое дело, что в описанном случае мы видим цикличность. Вполне возможно, что вступили в действие психические особенности человека. Так, например, мы знаем, что святитель Тихон Задонский страдал чем-то, похожим на депрессию. Мы знаем, что это заболевание стремительно, просто как цунами, сейчас набирает силу. Оно накрывают и церковных и нецерковных детей — особенно подростков, юношей, девушек — всех. Никогда в таком масштабе этого не было. Если обратиться к психологу, и он подтвердит депрессию и направит к психиатру, то вполне возможно, что потребуется лечение специальными препаратами.
Вообще, мне кажется, для таких случаев нужно иметь среди прихожан верующих психиатра и психолога-психотерапевта. Психиатр может помочь священнику, сказав, например: «Батюшка, у этого прихожанина проблема не в моей компетенции, а в вашей. Это действительно уныние, а медицинской составляющей здесь нет». А возможно, скажет: «Здесь — частично в моей компетенции. Давайте поддержим этого человека медикаментозно», — и ничего в этом плохого и грешного не будет.
Потому что есть душевные болезни и расстройства, которые похожи на уныние, но им не являются. Ему говорят: «Соберись, тряпка! Возьми себя в руки!» А дело не в том, что он тряпка, а в том, что болен. Надо учиться распознавать, где болезнь, а где духовная проблема; и священникам надо работать вместе с психиатрами и с психологами в этом направлении, не перекрывая друг друга. И психиатры, и психологи не должны лезть не в своё, но они должны понимать, что грех разрушает душу, а благодать её лечит. То есть они сами должны быть церковными людьми. И священник должен понимать, что бывают такие случаи, когда человека надо положить в больницу просто для того, чтобы снять острый психоз.
У нас, например, есть несколько прихожан-психологов, к которым я обращаюсь и прошу поговорить с человеком; и потом они мне дают какое-то заключение.
Продолжение...