В преддверии семинара, посвященного проблемам оставления сана, предлагаем вниманию читателей сайта размышления епископа Переславского и Угличского Феодора(Казанова) о формальном отношении священника к своим пастырским обязанностям и вытекающих из этого личностных конфликтах.
И каждый из нас в своей жизни переживал желание сделать что-то необходимое побыстрее, кое-как, чтобы наконец перейти к тому делу, от которого ты получаешь удовольствие. Основа формализма заложена в нелюбви к делу, которым ты занимаешься. Следовательно, чтобы нам уйти от формального отношения, нужно это дело полюбить.
Печально, если у пастыря есть такие тенденции. Они свидетельствуют, что он охладевает или уже охладел к своему служению.
Мы понимаем, что есть форма, которую мы должны соблюдать, но есть и содержание. Внешняя молитва — она признана нас лишь начить, привить навык Богообщения. И когда мы только внешне перебираем устами слова Священного Писания или молитвословий, а сердце наше, как говорит Христос в Евангелии, «далеко отстоит от Бога»(Мк. 7, 6) — это признак охлаждения и начала внутреннего разрушения, деструкции личности пастыря.
Здесь надо соблюдать принцип: лучше мало, но лучше.
Господь смотрит не на количество, а на качество нашего с Ним общения. Он обращается к нам со страниц святого Евангелия о том, чтобы мы не многословили. И что прежде нашего прошения Он всё знает и о нас, и нашей ситуации, о нашем сердце. Премудрый Сирах акцентирует внимание на том, что Богу от нас нужно: «Даждь Ми, сыне, твое сердце»(Притч. 23, 26)
В сердце и заключается наше богатство. И если мы вдруг видим, что оно не стремится в церковь, не стремится на молитву; что оно скорбит о постах, о воздержании, или церковное послушание воспринимает как повинность — значит, это сердце расточило духовное богатство. Там появились новые ценности, которые диссонируют и конфликтуют с ценностями истинными.
Нужно начинать с того, чтобы как-бы остановиться во внутреннем движении жизни, и как говорят святые отцы, постараться оценить своё внутреннее состояние, состояние ума, сердца. Понять направление: куда же мы всё-таки идём? к чему мы стремимся? что мы собираем, и что расточаем?
Чтобы этот дух хладности развеять и снова затеплить лампаду нашей молитвы, нужно начать собирать внимание. И всё, что мы собираемся делать — делать со вниманием. Когда мы читаем утренние молитвы, то первые строчки нас побуждают к тому, чтобы мы собрали свой ум, свои чувства, и мысленно представили себя перед Всемогущим и Всевидящим Богом. И уже перед Его Лицом мы начинаем наш разговор, молитвенное обращение.
Также мы должны вести себя и в церкви, в алтаре. Даже перед тем, как переступить церковный порог — остановиться, перекреститься, внутренне собраться. Куда мы входим? В Дом Божий. Мы пришли к Богу, где Его присутствие непосредственно. И горе тем священнослужителям, которые переступают этот порог по привычке, которые входят в алтарь, как на работу.
Это страшное состояние, которое свидетельствует о дыхании духовной смерти, которой пастырь приблизился.
Не случайно мы знаем истории из жизни, когда наши собратья теряют зрение прямо во время Божественной службы или вовсе умирают именно оттого, что потеряли дух благоговения. Во-первых, чувство живого присутствия Бога; а во-вторых, чувство дистанции, того расстояния сердца, которое не позволяет нам, с одной стороны, дерзко приблизиться к Божеству, а с другой — остыть, удаляясь от Него.
Следствием этой формальной жизни является внутренняя раздвоенность, когда священник начинает вести себя по-разному: один он в храме, другой — в обществе, в социальной среде, третий — в семье.
Многие из нас это переживали на себе. В храме мы являем пример молитвенного устроения, у нас прямо всё лицо превращается в лик, движения плавны, сосредоточены. Но стоит выйти из храма — и наши жесты приобретают некую порывистость, фразы — не всегда уместную весёлость. Как актёр, который по смене декораций меняет и свое поведение. И это очень опасное состояние, которое в наше время, к сожалению, не редкость.
Мне известны случаи, когда люди, укоренившиеся в такой двойственной жизни, в дальнейшем встречались с психическими расстройствами, вплоть до госпитализации. Либо же он просто оставляет служение, или вообще церковную жизнь, и выбирает то, с чем уже сроднилось его сердце. Такие примеры мы тоже знаем.
Вспомним опыт и отца Иоанна Кронштадтского, и отцов Алексия и Сергия Мечевых: когда пастырь переживает формализм, духовную опустошенность, он обязан возгревать тот дар Божий, который дан ему в Таинстве Хиротонии. Через труды, через подвиг, порой через насилие к себе.
Одним из лучших лекарств во всех этих пастырских искушениях, по словам святых отцов, является память смертная. Всегда иметь себя перед живым Богом, Творцом и Судьёй, и помнить о том, что давший нам сегодняшний день не связал Себя обязательством дать нам и завтрашнее утро.
И ещё, как говорил отец Иоанн Крестьянкин про одного иеромонаха в Печерах: он настоящий монах, потому что всегда читал правило. Как бы он ни уставал, в каком усталом состоянии он ни находился — для него это был принцип. И для нас это тоже немаловажно, чтобы был какой-то хотя бы минимальный принцип. Ведь почему называется«правило»? Потому что всегда, в любом состоянии мы должны его исполнять.
Спаси Бог за рассуждения! Только у меня возник дополнительный вопрос. Да, пастырь должен всячески избегать формализма. Но разве соблюдение «правила» не способствует ему? Я не говорю, что нужно не читать правило, но лишь о том, что молитва должна идти от души. И когда эта молитва находятся постоянно в рамках молитвенного правила, то это наоборот способствует формализму. Разве нет? Согласен, что своё дело нужно любить. Но какие могут быть формы этой любви, как выстраивать свою духовную жизнь, преодолевая формализм — вот в чем вопрос.
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. или
Протоиерей Владимир Воробьев, Москва
.jpg)
Протоиерей Димитрий Пашков, Москва
.jpeg)
Епископ Кирилл (Зинковский), Сергиев Посад
