Три жизни

Некоторое время назад в СМИ прошла волна публикаций о серии суицидов среди подростков. Примерно в это же время ко мне обратился священник с просьбой проконсультировать его духовную дочь, девушку-подростка, которая не раз в беседах с духовником упоминала о самоубийстве. На прием Маша (имя изменено) пришла вместе с мамой, прибывающей в недоумении, зачем священник направил ее дочь к психиатру. Никаких изменений в состоянии дочери члены семьи не замечали. Маша успешно оканчивала школу и готовилась к поступлению в вуз. Во время нашей беседы она не только подтвердила наличие суицидальных мыслей, но и рассказала, что несколько раз открывала окно, чтобы выброситься из него. Свое состояние Маша умело скрывала от родных и близких и только духовному отцу говорила о личных переживаниях. Батюшка приложил много усилий, чтобы уговорить девушку пойти к психиатру. У Маши была тяжелая депрессия, требовавшая госпитализации. Если бы не усилия священника, она наверняка пополнила бы список подростков, покончивших с собой и оставивших в растерянности и отчаянии своих родных и близких.

Примерно тогда же в «скорую помощь» поступил вызов из одного московского храма. «Неотложку» к юноше вызвал священник. Молодой человек с целью «духовного совершенствования» полностью отказался от еды и пил только воду. В состоянии крайнего истощения он был доставлен в больницу, где в течение десяти дней находился в реанимации. Примечательно, что родители видели его состояние, но никаких мер не принимали. В обоих случаях девушка и юноша остались живы только благодаря тому, что священники распознали у них психическое расстройство.

Третий, трагический, случай также был в Москве. Священник по некомпетентности запретил обратившемуся к нему за помощью юноше принимать лекарства, хотя тот несколько лет назад перенес шизофренический приступ. Через две недели больной покончил жизнь самоубийством.

Распространенность психических заболеваний и расстройств в нашем обществе довольно высока. Так, около 15,5% населения страдает психическими расстройствами, при этом около 7,5% нуждаются в психиатрической помощи. В немалой степени на эту статистику влияют алкоголизм и наркомания. По самоубийствам наша страна занимает второе место в мире (23,5 случая на 100 000 населения). По официальным данным, с 1980 по 2010 год покончили с собой около миллиона российских граждан, что свидетельствует о глубоком духовном кризисе нашего общества[1].

Неудивительно, что люди, страдающие психическими расстройствами, обращаются за помощью в Церковь чаще, чем куда-либо еще. С одной стороны, большинство из них только в храме обретает духовную поддержку, смысл и цель в жизни. А с другой, что не менее важно, многие душевные расстройства в период обострения имеют религиозную окраску. Кроме того, как отмечает доктор медицинских наук прот. Сергий Филимонов, «сегодня в Церковь приходят не по доброй воле познания Бога, а в основном для решения вопроса выхода из кризисных жизненных ситуаций, в том числе связанных с развитием психического заболевания у себя или близких родственников»[2].

Новый предмет в подготовке священнослужителей

Сегодня во многих епархиях наработан серьезный опыт сотрудничества врачей-психиатров и священников, которое началось в начале 90-х годов. Тогда по благословению духовника Троице-Сергиевой лавры архимандрита Кирилла (Павлова) в Московской духовной семинарии начались занятия по пастырской психиатрии под руководством наместника лавры архимандрита Феогноста (ныне архиепископ Сергиево-Посадский). Отец Феогност преподает пастырское богословие, в структуру которого был включен цикл по пастырской психиатрии. В дальнейшем курс «Пастырская психиатрия» на кафедре пастырского богословия (с 2010 года — кафедра практического богословия) появился в ПСТГУ по инициативе протоиерея Владимира Воробьева и в Сретенской духовной семинарии по инициативе архимандрита Тихона (Шевкунова).

Первый больничный храм при психиатрической клинике освятил 30 октября 1992 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в честь иконы Божией Матери Целительницы при Научном центре психического здоровья РАМН. Тогда, выступая перед психиатрами, Святейший Патриарх сказал: «На врачей-психиатров и ученых возложена трудная и ответственная миссия служения делу духовного здоровья вверенных в их попечение человеческих душ. Служение врача-психиатра является в подлинном смысле искусством и подвигом по образу служения Самого Христа Спасителя, Который пришел в мир отравленного человеческим грехом бытия для того, чтобы помогать тем, кто нуждается в помощи, поддержке и утешении».

Впервые специальное руководство для священников по психиатрии на основе концепции целостного христианского понимания человеческой личности разработал один из признанных авторитетов отечественной психиатрии, сын священника Рязанской губернии профессор Дмитрий Евгеньевич Мелехов (1899−1979). Свою концепцию курса «Пастырская психиатрия» для студентов духовных академий и семинарий он написал в советское время. И хотя ему не удалось завершить книгу «Психиатрия и вопросы духовной жизни»[3], Мелехов сформулировал основные принципы соработничества врача-психиатра и священника в лечении и окормлении страдающих душевными недугами. Эта работа вышла в машинописном издании вскоре после смерти автора. В дальнейшем она вошла в Настольную книгу священнослужителя, а позже в состав многочисленных сборников.

Одна из центральных проблем этой книги — проблема соотношения в человеке телесного, душевного и духовного и, соответственно, соотношение душевных и духовных болезней. Известный в годы молодости Мелехова cвященноисповедник Георгий (Лавров), подвизавшийся в Даниловском монастыре, четко различал две группы этих болезней. Одним он говорил: «Ты, деточка, иди к врачу», а другим: «Тебе у врачей делать нечего». Бывали случаи, когда старец, помогая человеку настроить свою духовную жизнь, рекомендовал ему сходить к психиатру. Или, наоборот, брал от психиатра людей к себе на духовное лечение.

В книге «Психиатрия и вопросы духовной жизни» Мелехов исходил из святоотеческого трихотомического понимания человеческой личности с разделением ее на три сферы: телесную, душевную и духовную. В соответствии с этим болезнь духовной сферы лечит священник, душевной — врач-психиатр, телесной — врач-соматолог (терапевт, невролог и др.). При этом, как отмечал митрополит Антоний (Блюм), «нельзя сказать, что где-то кончается душевное и начинается духовное: есть какая-то область, где самым нормальным образом совершается взаимное проникновение»[4].

Все три сферы человеческой личности тесно взаимосвязаны друг с другом. Телесное заболевание часто сказывается на душевной и духовной жизни. Об этом еще в IV веке писал святитель Иоанн Златоуст: «И тело Бог создал сообразным с благородством души и способным выполнять ее веления; создал не просто каким-нибудь, но таким, каким ему нужно быть для служения разумной душе, так что если бы оно не было таким, действия души встретили бы сильные препятствия. Это и видно во время болезней: когда состояние тела хоть немного уклонится от надлежащего своего устройства, например если мозг сделается горячее или холоднее, то многие из душевных действий останавливаются»[5].

При этом возникают некоторые принципиальные вопросы: может ли человек, страдающий тяжелым физическим заболеванием, быть психически и духовно здоровым? Ответ здесь однозначный. Такие примеры мы знаем не только из житий святых и из подвигов новомучеников, но и среди наших современников. Второй вопрос: может ли человек духовно больной быть формально психически и физически здоровым? Да, может.

Третий вопрос: может ли человек, страдающий серьезным психическим заболеванием, включая тяжелые формы депрессии и шизофрению, иметь нормальную духовную жизнь и достичь святости? Да, может. Ректор ПСТГУ прот. Владимир Воробьев пишет, что «священник должен объяснить человеку, что болезнь душевная — это не позор, это вовсе не какое-то вычеркнутое из жизни состояние. Это крест. Для него не закрыто ни Царство Божие, ни благодатная жизнь»[6]. Свт. Игнатий (Брянчанинов) приводил конкретные примеры, «св. Нифонт Епископ четыре года страдал умоисступлением, свв. Исаакий и Никита долго страдали умоповреждением. Некоторый св. пустынножитель, заметивший возникшую в себе гордость, молил Бога, чтоб попущено было ему умоповреждение и явное беснование, которые и попустил Господь смиренномудрому рабу Своему»[7].

Отношение Церкви к проблеме соотношения духовных и душевных болезней четко сформулировано в Основах социальной концепции (ХI.5.): «Выделяя в личностной структуре духовный, душевный и телесный уровни ее организации, святые отцы различали болезни, развившиеся „от естества“, и недуги, вызванные бесовским воздействием либо ставшие следствиями поработивших человека страстей. В соответствии с этим различением представляется одинаково неоправданным как сведение всех психических заболеваний к проявлениям одержимости, что влечет за собой необоснованное совершение чина изгнания злых духов, так и попытка лечения любых духовных расстройств исключительно клиническими методами. В области психотерапии оказывается наиболее плодотворным сочетание пастырской и врачебной помощи душевнобольным при надлежащем разграничении сфер компетенции врача и священника».

О соотношении духовных и душевных состояний

К сожалению, обращает на себя внимание высокая распространенность совершения чина «изгнания злых духов» в современной церковной практике. Некоторые священники, не проводя дифференциацию между духовными недугами и психическими заболеваниями, направляют на совершения «отчиток» больных с тяжелыми генетически обусловленными психическими заболеваниями. Еще в 1997 году Патриарх Алексий II на епархиальном собрании духовенства Москвы осудил практику «отчиток».

Существует целый ряд состояний, которые внешне имеют сходные проявления, но относятся к духовной или душевной жизни и имеют, соответственно, принципиально различную природу. Остановимся на соотношениях некоторых из них: печаль, уныние и депрессия; одержимость и бред «бесоодержимости»; «прелесть», маниакальные и депрессивно-бредовые состояния.

Среди духовных состояний выделяют печаль и уныние. При печали отмечаются упадок духа, бессилие, психическая тяжесть и боль, изнеможение, скорбь, стесненность, отчаяние. В качестве ее основной причины святые отцы отмечают лишение желаемого (в широком смысле этого слова), а также гнев, воздействие бесов[8]. Необходимо отметить, что преподобный Иоанн Кассиан Римлянин наряду с этим особо выделяет «беспричинную печаль» — «неразумную скорбь сердца»[9].

Депрессия (от латинского dep­ressio — подавление, угнетение) — это уже не духовное, а душевное расстройство. В соответствии с современными классификациями оно представляет собой состояние, основными проявлениями которого является устойчивое (не менее двух недель) грустное, печальное, подавленное настроение. С тоской, унынием, утратой интересов, снижением работоспособности, повышенной утомляемостью, сниженной самооценкой, пессимистическим восприятием будущего. А также с утратой потребности в общении и нарушением сна, снижением аппетита вплоть до его полного отсутствия, трудностями сосредоточения и осмысления. Кроме этого при депрессии нередко возникает беспричинное самоосуждение или чрезмерное чувство вины, повторяющиеся мысли о смерти.

Люди верующие в состоянии депрессии будут испытывать ощущение богооставленности, утраты веры, появление «окамененного бесчувствия», «холода на сердце», говорить о своей исключительной греховности, духовной гибели, жаловаться, что не могут молиться, читать духовную литературу. При тяжелой депрессии нередко отмечаются суицидальные мысли. Люди верующие обычно говорят, что совершить самоубийство они не могут, ведь за это их ожидает ад. Но, как показывает практика — и на это нужно обращать внимание, — они также совершают самоубийства, хотя немного реже, так как душевные страдания являются самыми тяжелыми и не все способны их вынести.

Среди депрессий выделяют реактивные, возникающие после психотравмирующих ситуаций (например, после смерти близкого человека), и эндогенные («беспричинная печаль»), которые обусловлены генетически. Особо часто депрессии встречается у людей преклонного возраста, среди которых они отмечаются более чем в половине случаев. Нередко депрессии приобретают затяжное и хроническое течение (более двух лет). По данным ВОЗ, к 2020 году депрессия выйдет на первое место в структуре заболеваемости и будет отмечаться у 60% населения, а смертность от тяжелых депрессий, зачастую приводящих к суицидам, выйдет на второе место среди других причин. Причина этого — утрата традиционных религиозных и семейных ценностей.

Среди духовных состояний выделяется бесоодержимость. Вот два примера, иллюстрирующие это состояние. Первый из них связан с епископом Стефаном (Никитиным; †1963), который еще до рукоположения в священный сан в лагере, будучи врачом, носил на себе Святые Дары. Однажды его как врача попросили проконсультировать дочь начальника лагеря. Когда он к ней пришел, она неожиданно стала метаться по комнате и кричать, чтобы убрали святыню, доктора попросили уйти. Другой пример из жизни архиепископа Мелитона (Соловьева; †1986). Он относится к концу 1920-х годов. Однажды он поздно вечером, почти ночью, переносил с одной квартиры на другую портрет св. Иоанна Кронштадтского. Навстречу ему шел мужчина, который стал неожиданно кричать и называть имя Иоанна Кронштадтского. То есть ведущий критерий определения бесоодержимости, как отмечают многие пастыри, — это реакция на святыню.

В то же время к душевным болезням относятся шизофренические психозы, когда нередко наряду с разнообразной бредовой тематикой больной считает себя владыкой мира или Вселенной, мессией, призванным спасти Россию или всё человечество от мирового зла, экономического кризиса и т. п. Существуют также бредовые расстройства, когда больной убежден, что в него вселились бесы, шайтаны (в зависимости от того, к какой культуре он принадлежит). В данных случаях идеи бесоодержимости, так же как идеи мессианского содержания, являются только тематикой бредовых переживаний больного при тяжелом психическом заболевании.

Например, один из пациентов в первом психотическом приступе считал себя Чебурашкой и слышал в голове голос крокодила Гены (слуховые галлюцинации), а в следующем приступе он говорил, что в него вселились темные силы (бред бесоодержимости) и им же принадлежат голоса. То есть в одном случае тематика бредовых переживаний была связана с детским мультфильмом, в другом имела религиозный подтекст. Оба приступа одинаково успешно лечились антипсихотическими препаратами.

Нам приходилось сталкиваться с ситуациями, когда священники квалифицировали слуховые галлюцинации как воздействие демонических сил и не рекомендовали больным обращаться к врачам. Хотя эти больные регулярно причащались, никаких изменений в их психическом статусе не происходило, что должно было отмечаться при бесоодержимости.

К духовным состояниям относится и состояние «прелести», важнейшим проявлением которой является переоценка человеком своей личности и интенсивный поиск различных «духовных даров». Однако данный симптом, наряду с ощущением больным прилива сил, энергии, особого духовного состояния, психомоторным возбуждением, расстройством влечений, сокращением длительности ночного сна, является одним из проявлений маниакальных состояний. Бывают и другие состояния, когда человек начинает очень активно «заниматься своим духовным ростом» и перестает слушать своих духовников.

Некоторое время назад ко мне обратились родители одной девушки, которая примерно за год до этого пришла к вере, но последние два месяца ее духовная жизнь стала очень интенсивной. Она похудела настолько, что возникла реальная угроза ее жизни в связи с дистрофией внутренних органов. Около двух часов она молилась утром, около трех вечером, днем около двух часов читала кафизмы и отдельные места из Евангелия и Послания апостолов. Она причащалась каждое воскресенье, а перед этим каждую субботу отстаивала многочасовую очередь на исповедь в одном из монастырей. На исповедь она приходила с многочисленными листами. В храме ей неоднократно становилось плохо и приходилось вызывать «скорую». Слова духовника о том, что она не монахиня-схимница, что ей не положено выполнять такие молитвенные правила, она не слышала. Также она не слышала и просьб своих пожилых родителей. Они просили хотя бы иногда ходить в храм рядом с домом, так как проводить с ней все выходные в монастыре им физически тяжело, а одну отпустить ее они не могут. Она перестала справляться с работой и общаться со своими коллегами. Больной она себя не считала, при этом негативно отзывалась о священниках, которые пытались ограничить ее молитвенные «подвиги». Под давлением родителей она пассивно согласилась принимать лекарства, на фоне которых у нее постепенно восстановился аппетит и трудоспособность. Молитвенное правило (на чем настаивал духовник) сократилось до чтения утренних и вечерних молитв и одной главы из Евангелия.

Понятно, что ни в одном из монастырей ни одна игуменья, ни старец не благословят молодую послушницу на подобные «подвиги». Никто не отменял старого монашеского правила: когда видишь брата, резко поднимающегося наверх, сдерни его вниз. Когда человек воспринимает себя «великим специалистом» в духовной жизни и не слышит своего духовника, принято говорить о состоянии прелести. Но в данном случае была не прелесть, а психическое заболевание, которое приобрело религиозную окраску.

Навязчивые состояния и их формы

При обсуждении темы соотношения духовных и душевных болезней необходимо остановиться на проблеме навязчивых состояний (обсессий). Они характеризуются возникновением в сознании больного непроизвольных, обычно неприятных и тягостных мыслей, представлений, воспоминаний, страхов, влечений, по отношению к которым сохраняются критическое отношение и стремление им противостоять. Существуют двигательные навязчивости, когда человек повторяет какие-то движения. Например, несколько раз возвращается к запертой двери, проверяет, заперта она или нет. При психических заболеваниях бывает, что больной делает поклоны и стучит лбом об пол (такое бывало и с православными, и с мусульманами). Кроме этого выделяют так называемые контрастные навязчивости, когда у человека появляется неотвратимое желание сбросить кого-то под поезд в метро, у женщины возникает желание ударить ножом своего ребенка.

Для больного совершенно чужда такая мысль, он прекрасно понимает, что этого совершать нельзя, но эта мысль неотвязно существует. Также к контрастным навязчивостям относят так называемые хульные мысли, когда у человека появляется как бы хула на Духа Святого, на Божию Матерь, на святых угодников. Подобное состояние было у одного из моих пациентов на этапе депрессии после шизофренического приступа. Для него, православного человека, хульные мысли были особо мучительны. Он пошел к священнику на исповедь, но тот отказался его исповедовать, сказав, что всё простится человеку, кроме хулы на Духа Святого (ср.: Мф. 12, 31). Что ему оставалось делать? Он совершил попытку самоубийства. После проведенной психофармакотерапии указанные психопатологические расстройства купировались и в дальнейшем не повторялись.

Выводы

Отмеченные выше депрессивные состояния, состояния с бредом бесоодержимости, с навязчивостями, с маниакальными и депрессивно-бредовыми состояниями в целом успешно реагируют на психофармакотерапию, что свидетельствует о биологической основе этих состояний. Это отмечал и митрополит Антоний (Сурожский), который писал, что «психические состояния в значительной мере зависят от того, что происходит физиологически с точки зрения физики, химии в нашем мозгу и в нашей нервной системе. Поэтому каждый раз, когда человек заболевает психически, это нельзя приписывать злу, греху или бесу. Очень часто это бывает вызвано скорее каким-то повреждением в нервной системе, чем наваждением бесовским или результатом такого греха, который человека оторвал от всякой связи с Богом. И тут медицина входит в свои права и может очень многое сделать»[10].

Многие классики психиатрии и современные исследователи отмечали, что христианское восприятие жизни делает человека устойчивым к различным стрессовым ситуациям. Очень четко эту мысль сформулировал Виктор Франкл, основатель теории логотерапии и экзистенциального анализа:"Религия дает человеку духовный якорь спасения с таким чувством уверенности, которое он не может найти нигде больше"[11].

Сложность разграничения душевных и духовных заболеваний остро ставит вопрос о необходимости обязательного включения в программы подготовки будущих священников во всех высших учебных заведениях Русской Православной Церкви курса пастырской психиатрии, а также специальных курсов по психиатрии при подготовке социальных работников. О необходимости этих знаний для каждого пастыря писал в своем руководстве «Православное пастырское служение» еще профессор архимандрит Киприан (Керн), посвятив вопросам пастырской психиатрии специальную главу. Он настоятельно рекомендовал каждому священнику прочитать одну-две книги по психопатологии, «чтобы огулом не осудить в человеке как грех то, что само по себе есть только трагическое искривление душевной жизни, загадка, а не грех, таинственная глубина души, а не нравственная испорченность»[12].

Задача священника при выявлении у человека признаков психического заболевания — помочь ему критически осмыслить состояние, побудить обратиться к врачу, а в случаях необходимости к систематическому приему лекарственной терапии. Уже есть немало случаев, когда больные только благодаря авторитету священника, по его благословению принимают поддерживающую терапию и длительное время находятся в стабильном состоянии. Как показывает практика, дальнейшее совершенствование психиатрической помощи возможно только при тесном сотрудничестве врачей-психиатров со священниками и при четком разграничении сфер компетенции.

Василий Глебович Каледа — д.м.н, врач-психиатр, профессор кафедры практического богословия ПСТГУ
ЖМП № 9 '12

Ответы на вопросы священников

Если священник видит, что пришедший к нему человек явно не здоров, то как ему это объяснить, как достучаться? Иногда совершенно ясно, что необходимо лечение, но человек утверждает, что он здоров. Возможно, что он больше и не придет, а то, что он сказал на исповеди — мы не имеем права открывать.

Протоиерей Владимир Новицкий:

Это вопрос очень сложный, потому что когда наш подопечный находится в состоянии острого психоза, то с ним практически невозможно договориться. Если психоз начинает немного уходить, и появляется зачаток ремиссии, тогда уже можно как-то пробовать достучаться, и найти какие-то точки соприкосновения. Тем не менее, говорить надо. Но говорить надо осторожно, спокойно, чтобы не вызвать раздражения, обиды, агрессии. Капля камень точит.

Порой так бывает, что когда вы не можете сказать человеку, то можно сказать Богу — можно помолиться об этом человеке. Можно сказать родственнику, чтобы они тоже направляли его, напоминали ему об этом. Может быть, под видом необходимой консультации довели его до врача. Часто так бывает, что родственники знают механизмы, как повлиять на своего близкого, а мы их не знаем, особенно если мы видим его первый раз в жизни.

В любом случае, когда психически больной человек, который приходит и просит духовной помощи, и мы должны как-то постараться ему помочь. Причем если лечиться он категорически отказывается — то насильно мы отправить на лечение не можем никак.

Врачи говорят про опасность прекращения приема лекарств. Но всё-таки, если человек хронический больной, и сейчас у него спокойное, нормальное состояние, можно ли на какой-то небольшой период посоветовать ему прекратить прием лекарств? Ведь каждое лекарство дает какой-то побочный эффект. Или это совершенно недопустимо?

В. Г. Каледа:

Если мы говорим про психотических больных, то я лично бы не советовал. Есть пациенты, которые меня информировали о том, что они прекратили прием препаратов, при этом поддерживали и поддерживают тесную связь. Есть пациенты, которые отказались от приема препаратов, поддерживают связь, и какие-то нюансы возникали, мы что-то назначали, потом они сами прекращались. Такие пациенты существуют. Но как-то больше случаев, что всё равно через какое-то время происходит обострение. Насчет побочных эффектов — если брать современные препараты, то там их минимально. Всегда можно подобрать препарат. Правда, некоторые из них не очень дешевые.

Протоиерей Владимир Новицкий:

Процесс болезни — деструктивный процесс. Нельзя относиться к нему как просто к особенному состоянию психики, умопомрачению. Это сравнимо с пожаром в доме. Если вы потушили пожар вовремя — крыша обгорела, здание осталось целым, и слава Богу. Если мы подождали немного, посмотрели на это, то сгорел один этаж, еще подождали, и еще один этаж сгорает. Так и психика. Психика страдает от процесса болезни. И поэтому чем раньше мы начинаем лечение, помощь такому больному, тем лучше сохраняется. А в противном случае возникает так называемое негативные расстройства психики: эмоциональная опустошенность, слабоволие, всякая дисгармония психической сферы.

Как священнику не ошибиться и не требовать от больного того, чего он не может? Но с другой стороны, не упустить духовных возможностей для преодоления этих трудностей? Насколько смело и осмысленно можно пользоваться какими-то духовными подходами, когда речь идет об истерии, о психопатии. Может быть, бессмысленно требовать от такого человека, в особенности в остром состоянии, покаяния, смирения, молитвы о решении своих проблем?

Протоиерей Владимир Новицкий:

Если речь идет о «малой психиатрии» (пограничные и истерические состояния), то здесь можно применять полный набор наших средств: и духовное увещевание, и душепопечение, и Евангелские примеры, и исповедь. Мне кажется, здесь не будет никаких ограничений, потому что это будет выходить на первый план лечения. Думаю, это в принципе приемлемо и необходимо в таких случаях.

В. Г. Каледа:

Когда идет разговор про «малую психиатрию» — нужны в первую очередь какие-то духовные подходы, но с учетом особенностей каждой личности. Приходит, например, человек, у которого личность истерического плана, который жаждет признания. Он такой родился, у него это с детства. Понятно, что священник как-то должен учитывать эти особенности. Может быть публично похвалить, погладить по головке, потому что, если на начальном этапе это не делать, а сразу же смирение и прочее — то он сразу и сбежит. Шизоидная личность, особенно подросток, ему трудно раскрыться, и он часто именно в Церкви находит поддержку. Духовник — может быть первый человек, который проник ему в душу. Но если в каких-то моментах происходят обострения (это называется декомпенсация в психиатрии), то на каком-то этапе временно нужны врачи.

Если приходит на исповедь человек и говорит о том, что его посещают суицидальные мысли, должно ли это для священника являться безусловным критерием, чтобы отправлять человека к врачу и советовать ему лечиться? Или попробовать духовные методы?

Протоиерей Владимир Новицкий:

Вопрос очень тонкий. Бывают суицидальные мысли навязчивого плана, когда человек не хочет осуществлять каких-то действий, но ему приходят какие-то мысли, что лучше бы не жить, чем жить так. Это одно. Другое дело, если человек действительно высказывает намерение, что не может больше жить в такой ситуации, и он хочет с собой что-то сделать. В последнем случае необходимо, конечно, отправлять к доктору, советовать обратиться за медицинской помощью.

В первом случае, возможно, это просто гротескное преувеличение. Особенно это бывает у эмоциональных женщин, которые демонстративно хотят показать свое трудное состояние.

В. Г. Каледа:

Когда мы говорим на тему расстройства суицидального спектра, то вначале выделяются антивитальные настроения — когда все грустно, плохо, печально, и было бы хорошо заснуть и не проснуться, или чтобы случилось землетрясение, и здесь я погибла, или под трамвай случайно попасть. То есть чисто пассивно — заснуть и не проснуться без какого-либо собственного усилия.

Следующий этап — когда у человека появляется мысль, что в жизни всё не так — и появляется эта мысль о самоубийстве.

Следующий этап — когда человек начинает обдумывать, как это сделать. Например, выброситься из окна.

И здесь на каком-то этапе появляется суицидальное намерение, и он выбирает способ самоубийства: «Да, я хочу выброситься из окна» или «Я приму летальную дозу лекарств» или еще что-то. Тут понятно, что дело «пахнет порохом», это совсем серьезно, когда человек уже выбрал способ совершения самоубийства.

Есть миф о том, что если человек говорит про самоубийство, то он его не совершает. Это не правда: 80% всех, кто кончает жизнь самоубийством — до этого давали сигнал своим родственникам.

В подростковом возрасте бывает очень тонкая грань между демонстративными суицидальными попытками (привлекая к себе внимание) и настоящим намерением совершить самоубийство. Но вообще, мысль о самоубийстве — это в принципе все крайне серьезно, и когда у человека есть суицидальное намерение — по закону Российской Федерации это повод для недобровольной (принудительной) госпитализации, нужно бить во все колокола. И если человек с такими намерениями в какой-то момент сказал: «Да нет, нет, я просто пошутил, я это не буду делать» — к этому нужно относиться сверхсерьезно. У каждого врача-психиатра есть своё кладбище.

Есть канон, по которому самоубийц нельзя отпевать, то есть имеется в виду, что это всё-таки грех. С другой стороны, если это результат болезни, то назвать это грехом, наверное, нельзя. И некоторое время назад, ещё при советской власти, бытовала теория, что любой самоубийца по существу является психбольным. Но, наверное, это не так. Например, существуют случаи суицида среди раковых больных, у которых диагноз «неизлечимый». Ему понятно, что осталось жить недолго, что он будет заканчивать свою жизнь в мучениях — и он кончает жизнь самоубийством. Совершенно расчетливо, не имея никаких признаков психического расстройства. Видимо не всегда самоубийство — результат психического расстройства?

В. Г. Каледа:

Очень тонкий вопрос. Если брать соматических больных, то есть телесно больных: онкологических, кардиологических и так далее. То у онкологических частота сопутствующих психических расстройств, в частности депрессии, порядка 50%. У кардиологических больных процент большой. Мужчина в расцвете сил вдруг получает инфаркт миокарда — вчера я был абсолютно здоровым, полным сил и энергии, а сегодня я с инфарктом миокарда, и дальше совершенно другой стиль жизни, главное — просто не умереть. Возникает депрессия и прочее. Сейчас много научных работ по этому поводу.

Больные с инфарктом и прочими подобными патологиями нуждаются в сопутствующей поддерживающей успокаивающей терапии какое-то время, в том числе транквилизаторы и т. д. Одно дело, если человек был глубоко верующим — у него христианское отношение к болезни, что Господь послал такую болезнь, значит, нужно готовиться к переходу в другую жизнь. Но человек неверующий воспринимает это как-то, что с судьбой ему не повезло, другие живут много-много лет, а мне такое. У него возникает состояние отчаяния и депрессия.

Как здесь быть? В основе идет его отношение к жизни и смерти, его исходное мировоззрение. Сказать, что он был полностью психически здоров — мы не можем. Но тот ли это случай психического расстройства, когда он подлежит христианскому погребению — наверное, тоже не так. Есть определение психического здоровья Всемирной Организации Здравоохранения, согласно которого психически здоровое — это состояние, при котором человек может сохранять состояние душевного благополучия (переводы могут быть разные), несмотря на жизненные трудности, испытания, без аутодеструктивного и агрессивного поступка. Можно вспомнить и новомучеников — сильных духом людей, которые все испытания прошли.

В любом случае, человек и в состоянии психического благополучия может окончить жизнь самоубийством. Бывает это мгновенно. У меня одна знакомая, у неё муж что-то ремонтировал и выпал из окна. У неё первая реакция — туда за ним. Её успели схватить, когда она за ним пыталась сброситься. И через минуту она пришла в сознание: ребёнок, нужно жить и всё прочее. Но первая реакция была именно — туда за ним, не могу жить без него. Это момент очень тонкий.

Протоиерей Владимир Новицкий:

Видимо, требуется индивидуальный подход. Узнать человека, о его жизни, о его отношения к вере. И исходить из тех данных, которые есть. Из того, что говорят родственники в том числе. Только так, наверное, чёткую однозначную схему выстроить не получится.

СНОСКИ:

[1] Данные Научного центра психического здоровья РАМН.

[2] Филимонов С., прот., Ваганов А. А. О душепопечения психически больных на приходе // Церковь и медицина. 2009. № 3. С. 47−51.

[3] Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни // Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни. М., 1997. С. 8−61.

[4] Антоний (Блюм), митр. Тело и материя в духовной жизни / Пер. с англ. по изд.: Body and matter in spiritual life. Sacrament and image: Essays in the Christian understanding of man. Ed. A.M. Allchin. London: Fellowship of S. Alban and S. Sergius, 1967. www.practica.ru/Ma/16.htm.

[5] Иоанн Златоуст, свт. Беседы о статуях, говоренные к антиохийскому народу. Беседа одиннадцатая // www.ccel.org/contrib/ru/Zlat21/Statues11.htm

[6] Воробьев В., прот. Покаяние, исповедь, духовное руководство. С. 52.

[7] Игнатий (Брянчанинов), свт. Избранные письма к монашествующим. Письмо № 168 // http://azbyka.ru/tserkov/duhovnaya_zhizn/osnovy/lozinskiy_pisma_ignatiya_bryanchaninova₁₇₀-all.shtml

[8] Ларше Ж.-К. Исцеление психических болезней (Опыт христианского Востока первых веков). М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2007. С. 223.

[9] Иоанн Кассиан Римлянин, прп. Собеседования египетских подвижников. 5.11.

[10] Антоний Сурожский, митр. Ступени. О болезни душевной и телесной // lib.eparhia-saratov.ru/books/01a/antony/steps/9.html

[11] Франкл В. Психотерапия и религия. М.: Прогресс, 1990. С. 334.

[12] Киприан (Керн), архим. Православное пастырское служение. Париж, 1957. С.255

Смотрите также:

• Профессор В. Г. Каледа: 14 поводов для священника отправить прихожанина к психиатру
  
• Пастырский семинар: Психиатрические вопросы пастырского окормления