«Приходская община — духовная дружба, а дружить надо уметь» — протоиерей Феодор Бородин о том, почему не в каждом храме создаются приходские общины

— Отец Федор, сегодня много говорят про общину, но, кажется, мало кто понимает, что же это такое — не на словах, а в реальной жизни. Что такое общинная жизнь сейчас, в XXI веке?

—  Община — в самой природе Церкви, это то, что неизбежно должно возникать между людьми, которые стремятся жить по-христиански. Община — это сообщество людей, лично преображенных присутствием Христа в их жизни.

Поясню на примере. Мы с нашими прихожанами, в основном, молодыми, много лет ходим в походы на байдарках. И там на реке, в лесу, в 600 километрах от храма, это единство чувствуется особенно ярко. Нет ни одного предмета из храма, а это все равно наш храм.

Главное, что есть в храме — сообщество людей. Бог не в бревнах, а в ребрах, бревен нет, а ребра здесь. И это чувствуют все участники наших походов, поэтому они за них так держатся. Ведь помимо того, что это интересно, и вообще молодым людям нравится быть вместе, петь песни, есть некоторое Присутствие — с большой буквы. Оно входит в этот, казалось бы, совершенно к церкви не имеющий никакого отношения полутуристический спортивный проект — когда мы встаем на молитву, и даже тогда, когда просто готовим, едим, колем дрова, играем.

Ощущение приблизившегося Царствия Небесного

— А без походов общинность никак не почувствовать?

— Это форма нашего прихода.

На самом деле, сама форма общинной деятельности не очень важна, она должна быть как минимум не греховной, как максимум полезной.

Объединяет нас все-таки не река и не байдарки, нас объединяет Христос и Его Чаша. В первый день мы обычно служим молебен «Хотящим по водам плыть», освящаем ладьи, и я говорю слово: «Эти дни мы там будем с вами жить по-христиански друг с другом. Мерило наших отношений — это Евангелие. Давайте постараемся». И они начинают стараться. Когда тебя окружают единомышленники по вере, которые стараются быть лучше, каждый в своей степени, у тебя действительно появляется ощущение, что ты уже в преддверии Рая.

Это и есть то открытие, которое должна дать община. Помню, мы стояли у одного монастыря, пришли со всенощной, и я проводил исповедь. И один человек — один из руководителей нашего лагеря, человек в летах — сказал: «Я не знаю, в чем каяться, отец Федор. Я весь год жду этого похода, потому, что никогда так чисто не живу, как здесь».

Просто среди братьев и сестер, которые стараются, которые тебя любят, ты живешь совершенно по-другому, это ощущение приблизившегося Царствия Небесного.

Поскольку община — это тоже семья, мы можем сказать, что она — маленькая Церковь. Церковь в движении, — в Царствие Божие. Здесь начало, преддверие этого Царствия и община дает этот опыт, ты только пробуешь здесь на, вкус как это будет Там.

Это наверное, может быть краткий период жизни, может быть, часть жизни, — 10, 20, 30 лет, может быть 5. Не все могли, допустим, жить рядом с кельей отца Кирилла (Павлова). Но, человеку достаточно один раз было попасть к нему на исповедь, на разговор, чтобы навсегда запомнить, что значит человек праведной святой жизни, рядом с которым ты сам становишься другим.

Община, с одной стороны прекрасна, а с другой стороны, неуловима. Она меняется, люди приходят, люди уходят и могут сложиться так обстоятельства, что ты покидаешь общину. Чаще всего распад общины связан со смертью духовника. Но мы здесь, на земле, и не можем построить Царствия Небесного.

— Если община распадается со смертью или просто переводом духовника на другой приход, то, получается, что она создавалась не вокруг Христа, а вокруг священника?

—  Утверждение не очень корректно, мне кажется. Можно провести параллель — в семье умер муж, для жены это горе и да, семьи больше нет здесь, на земле. Но в Царствии Божьем она будет, любовь-то сохранится. И те люди, которым была открыта общинная жизнь во время земного пути, потом узнают ее во всей полноте.

Община мешает управлять приходом самолично

—  Возможно продолжать эту общинную жизнь без священника?

— Это бывало в истории. Самые крепкие общины на долгие десятилетия переживали своих основателей. Например маросейская община отца Алексея и отца Сергия Мечевых. Когда Господь благословил открывать храм, уже к отцу Александру Куликову пришло около 15 человек, которые детьми были в той, дореволюционной общине.

Но община не может быть основана без священника, поскольку не может быть основана без Евхаристии, иначе это будет мирское единство, пусть даже и благочестивое.

—  А технически как выглядит создание общины? Священник пришел, говорит: «Меня назначили настоятелем, завтра создаем общину?»

— Примерно так, на самом деле.

Есть много священников, и я таких встречал, которые против общины, считают, что все это сказки, неправильно, так быть не должно.

Потому что это будет мешать управлять приходом самолично, надо делегировать какую-то часть полномочий, надо неизбежно слушать то, что мне будут говорить. А человек этого не хочет.

— Община предполагает диалог?

— Да. Потому, что община — это духовная дружба. А дружба — это искусство, дружить надо уметь. Дружба предполагает умение увидеть в другом человеке иного, другого, и уважать его таковым, не давить и не ломать его.

У нас полно таких случаев, когда человек совсем не умеет дружить, при этом он, допустим, может быть очень глубоко образованным богословом. Конечно такой человек никогда не создаст общину.

Община предполагает главенство Христа. И законы Христа для общины являются главными.

Если священник, допустим, обижается, интригует, сплетничает, кого-то приближает, кого-то отдаляет, с кем-то там долго не разговаривает, потому что он его «воспитывает», то, тогда конечно настоящей общины не создается, если только подобие, но и оно распадается.

— Большой храм в спальном районе, каждое воскресенье — не протолкнуться. В этих условиях тоже можно построить общину?

— В таком храме община неизбежно распадается на несколько, можно так сказать, меньших общин, объединенных вокруг духовников, священников.

Церковь имеет и человеческое измерение, и Божественное. Мы говорим, что это Богочеловеческий организм. Христианская семья — это тоже Богочеловеческий организм, то есть единство, построенное людьми, где есть присутствие Божие. И община точно так же. Она в каком-то смысле ограничена, очерчена в том числе и человеческими ограничениями.

Я разговаривал с одним психологом, и он мне сказал, что если за столом сидит больше 12 человек, то неизбежно каждый не может говорить с каждым. И вот это сообщество людей, сидящих за столом, распадается на какое-то количество групп, которые общаются друг с другом.

Так что в большой общине должно быть очень много разных, скажем так, частей.

Как «влиться» в приходскую общину?

— А кто это все организовывает?

— Искусный, мне кажется, настоятель должен находить людей, которые будет объединять людей с разными интересами и устремлениями, вникая, контролируя, благословлять их, призывать их к какому-то труду.

Надо создавать места притяжения людей с разным акцентированием, допустим духовной жизни: вот здесь читают авву Исаию и Игнатия Брянчанинова, а вот в этой группе читают отца Александр Шмемана. Это разные люди, в разные периоды своего духовного пути, у них по-разному акцентирован их интерес в духовной жизни. Вот здесь вот служат больным, а здесь занимаются просветительской деятельностью. Ведь у всех разные дары. Хорошо, когда община дает возможность каждому человеку, кто хочет какой-то деятельности, раскрыть свои таланты.

Вливается и становится частью общины человек, который что-то делает, который как-то служит Господу и этой общине. Мало, много — в зависимости уже от возможностей общины, но самое главное — регулярно. Как в семье, когда кто-то моет посуду, кто-то готовит, кто-то убирает, кто-то закупает продукты.

В общине точно так же. Вот этот человек занимается катехизацией; вот этот человек помогает к праздникам сделать угощение; вот этот человек украшает цветами храм; вот этот поет; вот этот человек следит за алтарем; эти вот мужчины приходят охранять храм в какое-то тревожное время.

Должны быть все направления приходской жизни. Евхаристия, молитва, апостольское научение и общение. Некое учительство, не только для внешних, не только катехизация для тех, кто хочет креститься, но постоянное возвращение апостольского научения, постоянное изучение Священного Писания или просто вероучения. И должно быть просто человеческое общение друг с другом.

— В храмах, во внутренних помещениях, часто висят надписи «Посторонним вход воспрещен». Может, это не очень правильно?

— В идеале не должно быть посторонних, все должны быть причастны общинной жизни. Но это не так, и у прихода возникает необходимость просто сохранить себя. Например, мы готовим еду в воскресенье после службы. Прихожанам хочется прийти, поесть, посидеть и пообщаться друг с другом.

Но мы просто захлебываемся в количестве приходящих на трапезу людей. У нас нет столько средств, чтобы кормить всех, а на некоторые праздники поварам приходится готовить дважды. Где взять эти деньги, мы не знаем. Поэтому, особенно в спальном районе, приходится это ограничивать. Но человеку, который чувствует себя частью общины, это очень больно.

Всякий раз я слышу вопрос, который задают мне повара: «Отец Федор, мы всех кормим или не всех? И если не всех, то давайте составим список». И мы вроде бы говорим о том, что кормим только тех, кто так или иначе трудится в храме. Но, пытаясь составить список, каждый раз я понимаю, что это невозможно. Потому, что если я скажу человеку, который даже может и не несет никакого послушания в общине, но который является ее частью: «Вот этот может есть, а ты не можешь», я не то что лишу его пищи, я просто ударю его в самое сердце. И я не могу себе этого позволить, я не хочу терять этого человека.

— Нередко бывает, что община очень настороженно принимает нового человека. Даже если этот человек давно в Церкви, в новом приходе может найтись человек, который начнет учить, что здесь не стоять, там не смотреть.

—  Обычно это пожилые женщины, которые транслируют образ прихода, в котором они были воспитаны еще в советское время. Да, тогда все было очень четко и вообще вся жизнь прихода в советское время была нацелена на прием одного, отдельно пришедшего, обычно пожилого возраста, женского пола, прихожанина. Пришла, поисповедовалась, причастилась, ушла — никаких контактов.

Я помню, как в одном московском не закрывавшемся храме на хорах наверху стоял староста и внимательно следил, чтобы никто ни с кем слишком долго, слишком часто не общался. Особенно священник. Если священнику надо было договориться о подробном разговоре, допустим с молодым человеком, то он мог об этом договариваться только за колонной, из-за которой их не было видно. Иначе можно было получить по шапке, а потом быть переведенным куда-то далеко-далеко.

Советская власть так не боялась хороших проповедников и богословов, как священников, которые созидают общину. Потому что видела в этом совершенно инородное единство.

— Но все-таки почему так нередко община не хочет пускать в себя новых людей?

— Человек хочет сберечь тот мирок, в котором ему хорошо и в котором ему открылись двери Небесной красоты. Для падшего человека это совершенно естественно, но неправильно. Я тоже ощущаю неприятие давнишних прихожан, которое иногда проявляется к новопришедшим людям.

Не хочется потерять свой отблеск Рая на земле. Кажется, придет слишком много народа и просто разорвет эти рамки.

В книге Деяний после проповеди апостола Петра за один день 3000 мужей стали христианами, и потом учеников становилось все больше. Цель Господа — привести людей, но как непросто, наверное, это вместить общине старых учеников!

Беда наша, нашего времени, в том, что мы не понимаем, что именно община является главным миссионерским аргументом. И это не я придумал, это сказал Христос: «да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17:21)

Главное, что мы проповедуем людям — в мир послан Сын Божий для нашего спасения. Как люди узнают, что об этом говорит Христос: если мы будем едины, то есть, если мы будем общиной, если эта любовь будет явлена.

Мы проповедуем, что Сын Божий пришел и преображает человека, который становится Его учеником. А люди нам говорят: чем вы отличаетесь от нас, любящих своих родных, «если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?» (Мф. 5:46) А вы полюбите других. Вот ты доктор наук, а ты полюби дворника, который с тобой от одной Чаши причащается, пусть он станет тебе братом. Покажите единство поверх всех барьеров — социальных, политических и так далее.

Тертуллиан про первых христиан писал, что люди, показывая на них, восклицали: «Смотрите, как они любят друг друга! Мы тоже так хотим».

Любой человек хочет любви и, если он пришел, увидел общину, ему хочется в нее войти. И вдруг оказывается, что эти люди его не пускают, берегут свое единство.

Я с этим сталкивался. Допустим, мы в поход берем кого-то нового и те, кто ходят в походы с детства, начинают ревновать: много слишком чужих, много новых, нам тяжело, нам хочется потусоваться вместе. Это человеческое, оно тоже рядом с нами все время.

— То есть, недопонимания со стороны общины должен разруливать священник?

— Да, он должен учить, говорить, что вот это чудо нашего единства, оно не потому, что мы друг друга знаем 15 лет, хотя и поэтому тоже, а потому, что Христос среди нас. А если пришел человек, а мы его не примем, то не боимся ли мы, что Христос уйдет?

— Еще бывает, с другой стороны, человек начинает входить в приходскую жизнь, а там — всякие человеческие интриги, ссоры, скандалы…

— Каков поп, таков приход. Если священник никогда никаким образом не приветствует, не участвует и пресекает любые сплетни и интриги, то их на приходе не будет или они будут минимальны. Если священник не умеет, дружить, если он исполнен качеств, которые ведут к сплетням: гордости, самолюбия, тщеславия, то никакой общины не будет. Или она будет искаженная. И люди пришли в такой приход, им-то показалось что здесь ангелы, а здесь иное.

Как это так: люди идут причащаться к одной Чаше, а потом такое друг про друга говорят! Конечно, этого не должно быть, это должно преодолеваться. И это задача, которую ставит община перед каждым.

Мы не научили людей нести ответственность за свой приход

— У людей, особенно советского воспитания, есть желание, чтобы что-то дали сверху — построили храм, создали общину. Что с этим можно сделать?

— В советское время общинной жизни не было, она пресекалась и с ней государство воевало. В постсоветское время вся ответственность и вся активность в приходе была сосредоточена в руках настоятеля. С одной стороны, может быть это было необходимо для того, чтобы наиболее конструктивно решить все вопросы со стройкой, с украшением храма. А с другой стороны, привело к тому, что прихожане не имеют никакого влияния на жизнь прихода. И соответственно не умеют и не хотят нести ответственность. Мы не дали им этой возможности, не научили их этому.

Сейчас мы, священники, от этого очень часто страдаем. Потому, что прихожане православного храма, допустим, в Европе, в Америке, понимают, что содержание прихода — их ответственность, у них есть бюджет прихода. Если ты вошел в общину, ты несешь часть этого бюджета, делаешь взносы.

А у нас не так. У нас прихожане пришли, причастились, возрадовались и это прекрасно. Потом они ушли, и священник остался один, и ему надо обеспечить содержание храма, платить за электричество, и так далее. А он же не печатает деньги, он их не делает. Пожертвований хватает на покрытие половины нужд. Где взять деньги? И идет к Престолу, встает на колени и просто плачет: «Мне надо деньги за опрессовку отопления, починить протекшую крышу церкви, просить не у кого».

Что с этим делать, не очень понятно. Потому, что неучастие прихожан в хозяйственной жизни прихода, которое сейчас зафиксировано и в уставе, и в традициях, для священников очень тяжело.

—  А у вас в приходе нет такого, что настоятель обращается к прихожанам: «Нам на свет надо собирать»?

—  У нас есть сборы. Но люди проще жертвуют на что-то ощутимое, допустим на резной аналой. Мы собрали сейчас деньги на очень красивый резной аналой, сделали его. Но нам все равно надо платить за коммуналку. И делать это надо постоянно.

—  С одной стороны да, нужна сознательность прихожан. А с другой стороны — как найти деньги на тот же свет? И появляется в храмах блюдо перед исповедью. Что вы про это думаете?

— Это ужасно, это на грани симонии. Священник действительно все время находится на грани — с одной стороны, да, храм нужно содержать, с другой — очень не хочется превращать свое общение с людьми в постоянную просьбу денег.

У меня был такой эпизод. Один раз я, совсем молодым священником, году в 1993, крестил не в своем храме. И крестный, когда я попросил прочитать его «Символ веры», дал ему текст, не разгибался от смеха. Ему было смешно, он решил, что это какой-то комический текст, показывал пальцем, в общем, это было кощунство. Я ему сказал: «Вы постойте в сторонке. Вы не можете быть крестным, если вы никогда никак не соприкасались с верой». Он мне в ответ: «А я заплатил. Вы не можете меня удалить, я записан, как крестный».

Поэтому в нашем храме с первых же дней не было никаких ценников ни на что. И это позволяет мне, не отводя взгляд, честно смотреть людям в глаза.

Я могу говорить с ними: вот это можно, это нельзя, здесь не готовы. Человек не спрашивает, почему вот эта записка стоит столько, а это столько, чем отличается? Когда на записке цен нет, все, о ком просили молиться, одинаково поминаются на проскомидии.

 — При этом вопрос, как заплатить за электричество, остаётся открытым.

— Да, ты просто не знаешь, как это сделать. Это не решается. Это постоянный источник огромного количества проблем, например, для меня и, думаю, для многих настоятелей. Когда к настоятелю подходит казначей с дрожащими руками и слезами в глазах, и говорит: «Отец настоятель, у меня за этот летний месяц минус 110 тысяч, мне надо столько-то в банк к такому-то числу положить. Найдите деньги, пожалуйста». А тебе даже не у кого просить. Так что это очень большая проблема, которая у нас в приходе не решена.

—  Но вот в своих квартирах все же платят коммунальные платежи, несмотря ни на что. Может, прихожане должны нести ответственность за свой храм?

— Те, кто считают приход своей семьей, что-то делают. Даже если человек не может принести деньги, он останется в воскресенье прибирать храм. Стоит сказать: «Пожалуйста, приходите, помогите приготовить храм к Пасхе или к Рождеству, или к престольному празднику», — приходит 20 человек после работы, чистят, моют, протирают. И все делается с радостью. Ведь это твой приход.

Но мы, священники, должны научиться сами впускать людей во все проблемы. Разумеется, человек, если он участвует финансово, хочет понимать, куда эти деньги идут. И это нормально. Но здесь должен быть баланс.

Помню, читал рассказ одного настоятеля храма в Соединенных Штатах, который только пришел в новый для себя храм. Он пришел, в храме грязно. Пошел, купил швабру и стал все протирать. Тогда к нему подошел староста и сказал: «За эту швабру вы денег не получите, потому что вы не имеете права потратить ни одного цента, не получив одобрение приходского совета». То есть, получается, священник вообще никакой власти не имеет. Это тоже чревато проблемами, потому что дальше приходской совет будет ему диктовать как и когда совершать богослужения. А это совершенно неправильно.

Нельзя разрывать человеческие связи

Это все непростые реалии приходской жизни, но все-таки они — не про главное. Главное — слова Христа, что люди узнают о том, что Его послал Отец в мир, глядя на наше единство (Ин. 17:21). Поэтому общину надо беречь, ее надо собирать и общинам надо помогать. Тот же необоснованный перевод священнослужителей с одного места на другое — это ужасно.

Если это происходит в Москве, допустим, община может перейти за своим священником с одной станции метро на другую и это все равно будет очень болезненно. А переехать из района в район Подмосковья уже не сможет.

Знакомого священника перевели с места, где он служил 18 лет, на другое. Он сказал благочинному: «Если вы меня еще раз переведете, я просто уйду за штат. У меня много болезней, я имею на это право. Я просто уйду». Тот вспылил: «Надо будет, еще 10 раз переведем! Что ты себе позволяешь?!». А батюшка этот тихо говорит: «Я просто этого не выдержу. Вы меня четыре года назад перевели, а у меня до сих пор сердце болит, потому что, у меня там остались люди, которых я люблю, а вы меня с ними разлучили».

Мы должны понимать, что так нельзя. Ведь в древней Церкви так и было, что священник обручался определенному приходу. Также, как и епископ обручался определенной кафедре.

Нельзя просто переводить людей. Нельзя разрывать человеческие связи и отбивать иереям руки. Если иерея перевели два-три раза, он уже просто будет бояться созидать эти связи. Потому что не только друг друга полюбили люди, но и его полюбили, он всех полюбил. И взять, оторвать — это все равно что оторвать папу от детей или старшего брата от младших братьев. Это очень болезненно. Общину надо беречь. Ей надо помогать.

Да, мы совершаем миссионерские усилия, мы говорим о том, что в мир пришла любовь и возможна жизнь по любви новых людей в христианской общине. А в ответ слышим: «Покажите». И мы должны ее показать. Если ее нет, то кто услышит нашу проповедь?

Источник