Слова диаконских диалогов, которых нет в служебнике, но установились на практике. Откуда они и нужны ли?

Причина различия между последованием Проскомидии изложенным в Служебнике и сложившейся богослужебной практикой произошла из-за того, что литургическая практика Русской Церкви складывалась постепенно и в течении длительного времени, и соответственно поэтому не всегда и не везде была одинаковой.

Так во второй половине XIV века Константинопольский патриарх Филофей решил установить однообразие в совершении литургии свт. Иоанна Златоуста и составил новую её редакцию на основании разных греческих списков. Вскоре после появления этой редакции чина, Киевский митрополит Киприан, заботясь об упорядочении богослужения в вверенной ему Русской Церкви, принёс её на Русь, перевел и собственноручно переписал. Вследствие этого в XIV веке на Руси появилось две редакции Литургии: старая до-Филофеевская и новая, принадлежащая патр. Филофею.

Вначале новая редакция вошла в употребление в Москве — месте пребывания русского митрополита, а из неё уже стала распространяться и по ближайшим к ней местностям. В других же областях России в это время продолжала еще господствовать древняя редакция Литургии Златоуста. Но такой порядок продолжался не долго и уже в следующем веке он получил обратный характер: новая редакция Литургии Златоуста сделалась господствующею в России, а Служебники с древней редакцией этой Литургии остались как исключение (Одинцов Н. Порядок общественного и частного богослужения в древней России до XVI века. СПб., 1881. С. 115, 133−134).

Что же касается заданного вопроса, то в самых ранних источниках вообще нет никаких указаний на эти диаконские слова при совершении Проскомидии — и это не удивительно, так как древнейшие рукописи Евхология и Служебника предписывают совершать Проскомидию диакону (см.: Муретов С. Д. Чин проскомидии в Русской Церкви с XII по XIV вв. (до митрополита Киприана †1406) // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. М., 1894. Сентябрь. С. 499−502; Желтов Михаил, диак. Чин Божественной литургии в древнейших (XI-XIV вв.) славянских Служебниках // Богословские труды. М., 2007. Сб. 41. С. 329).

«Усвоение священникам исключительного полномочия совершать проскомидию произошло в XI—XIV вв. как из-за усиления символического элемента в понимании этого священнодействия, так и по причинам случайного характера» (Желтов М., диак. Диакон // Православная энциклопедия. Т. 14. М., 2007. С. 574; см. также: Бернацкий М. М., Желтов М., диак. Вопросоответы митр. Илии Критского: Свидетельство об особенностях совершения Божественной литургии в нач. XII в. // Вестник ПСТГУ. Серия 1: Богословие и философия. 2005. Выпуск 14. C. 27−28).

Но уже в рукописи XIV века Петербургской Духовной Академии (№ 523 л. 1−14 об.) указывается, что на все действия священника при резании Агнца диакон произносит: «Господу помолимся. Господи, помилуй», а при вливании вина и воды — «Господу помолимся» (см.: Муретов С. Д. Последование проскомидии, великого входа и причащения в славяно-русских Служебниках XII—XIV вв. М., 1897. С. 26).

Однако в других рукописях при вырезании Агнца указано диакону произносить только «Господу помолимся» (см.: Муретов С. Д. Чин проскомидии в Русской Церкви с XII по XIV вв. (до митрополита Киприана †1406) // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. М., 1894. Сентябрь. С. 504−506).

Но в первопечатных русских Служебниках, по которым совершали богослужение до реформы сер. XVII века, также указывается что диакон при вырезании Агнца произносит «Господу помолимся. Господи, помилуй», и только перед словами «Возьми, владыко» добавляет «Господу помолимся». А вот перед покрытием приготовленных Даров диакон ещё и произносил: «Благослови владыко кадило и фимиам. Господу помолимся. Иерей: Господи помилуй и прекрестит кадило, глаголя молитву кадилную». А по Служебнику 1602 г. на Малом входе приглашения к молитве диакон не произносит, но по Служебнику 1651 г. он произносит только «Господу помолимся». Примечательно, однако, что на Великом входе при возложении иереем воздуха на плечо диакона тот обращается к нему со словами: «Господу помолимся. Возьми владыко, святая» (Служебник. М., 1602; Муретов С. Д. Последование проскомидии, великого входа и причащения в славяно-русских Служебниках XII—XIV вв. М., 1897. С. 34; Ср.; Служебник. М., 1627; Служебник. М., 1633; Служебник. М., 1640; Служебник. М., 1651).

Но параллельно с этим в Служебниках юго-западнорусской (а не московской) традиции на Проскомидии диакон произносил те же возгласы, что и в современном нашем Служебник при совершении литургии (см.: Служебник из Венеции 1519 года (Литургическая часть). Репринт. Голованов. Омск-Упсала, 2012; Служебник из Тырговиште 1508 года. Репринт. Голованов. Омск-Упсала, 2012; Литургиарион, сиесть Служебник. От Литургий Св. Василия, Иоанна Златоустого и преждеосвященных и служений Иерейских и Диаконовских повседневных, нощных же и дневных в себто содержимых, Реченный. К., 1639).

В ходе же литургических реформ середины XVII века в основу никоновской редакции Служебника была положена юго-западнорусская (а не московская) традиция, а исправления вносились по Евхологию венецианского издания. Так основной текст для ново исправленного Служебника 1655 года в большей своей части взят был из Стрятинского служебника 1604 года Львовского епископа Гедеона Балабана, а некоторые правки делались из Служебников, изданных в Киеве архимандритами Киево-Печерской лавры Елисеем Плетенецким в 1620 году и Петром (Могилой) в 1629 году (см.: Дмитриевский А. А. Исправление богослужебных книг при патриархе Никоне и последующих патриархах. М., 2004. С. 60−61). Чин Проскомидии согласно с этими Служебниками и был приведён в полное соответствие с изложенным в греческих старопечатных изданиях. Таким этот чин и остаётся до настоящего времени в славянских и таким же оставался в греческих богослужебных книгах.

Но уже в греческом «Иератиконе» (аналог нашего Служебника) издания 2002 г. и 2004 г. указание при изъятии Агнца, идентичное русскому Служебнику: «диакон, взирая благоговейно на сицевое таинство, глаголет на единем коемждо резании: Господу помолимся» было удалено — «по той же причине, что и в последовании облачения: после „Господу помолимся“ не следует никакого прошения» (Печатнов В. В. Божественная Литургия в России и Греции. Сравнительное изучение современного чина. М., 2008. С. 59). Дело в том, что, начиная с изданий 1880-х гг., в греческих богослужебных книгах к стихам, читаемых при облачении добавилась фраза «Господу помолимся. Господи, помилуй».

Кстати подобное добавление присутствует и в нашем Служебнике только в чине литургии Преждеосвященных Даров, где указывается что при облачении священник «ничтоже приглаголя, разве Господу помолимся» (см.: Служебник, Чин божественныя литургии преждеосвященных). Причиной же удаления в последовании облачения из «Иератикона» фразы «Господу помолимся. Господи, помилуй» обозначена в его примечании, где замечено, что в данном случае она «не к месту, поскольку за ней не следует никакого прошения» (см.: Ίερατικόν… έγκρίσει τής Ίεράς Συνόδου τής Εκκλησίας τής Ελλάδος, έκδ. «Αποστολικής Διακονίας», Αθήνα, 2004. С. 98, сн. 41.; Цит. по: Печатнов В. В. Цит. соч. С. 56).

Так что практика добавления «Господи, помилуй» в диалогах на Проскомидии в нашей богослужебной практике является отголоском той древней дореформенной традиции старопечатных Служебников, которой до сих пор придерживаются некоторые священники и которую не стоит отвергать, как противоречащую общепринятой практике. Но и богослужебная традиция современного Служебника также имеет своё основание в более древних богослужебных книгах и возвращение к ней никаким образом не может быть «ошибкой».

Для меня же более уместным представляется современный греческий вариант, так как не совсем понятно кого приглашает диакон к молитве словами: «Господу помолимся»: самого себя во множественном числе? Или же священника? Но почему же тогда он и сам отвечает на свой призыв к молитве? Да и никаких молитв затем и не произносят, а читаются слова пророчества Исаии (Ис. 53, 7−8), которые лучше всё-таки было бы произносить целиком и без прерываний диаконом приглашениями к молитве.