Предложение добавления слово «любовь» в богослужебный текст.

Указанное расхождение в возгласе перед Причастием верных: «Со страхом Божиим и верою приступите» между греческим и нашим Служебником замечено уже давно. Также неоднократно выказывалось такое же мнение, как и у автора вопроса, что добавление в этот возглас слова «любовию»: «очень уместно, тем более что в пост и у нас поется „Вeрою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем“…» (Замеченные отличия между Литургией греческой и русской традиции / Cвященник Филипп П. — [Электронный ресурс]. Режим доступа URL: old.spbda.ru/DIGEST/ZAMECHENNYE-OTLICHIYA-MEJDU-LITURGIEY-GRECHESKOY-I-RUSSKOY-TRADICII/).

Скорее всего, распространению такого мнения не мало поспособствовал архимандрит Киприан (Керн), который в своей книге «Евхаристия» писал, что возглас «„Со страхом Божиим, верою и любовию приступите“ более древний и встречается в старейших рукописных формулах литургии. Славянская редакция его, в течение времени, утратила. Между тем, он вполне соответствует смыслу евхаристических молитв. Так, во второй молитве верных в литургии Златоуста сказано: „…Даждь им, всегда со страхом и любовию служащым Тебе, неповинно и неосужденно причаститися Святых Твоих Тайн…“. И в Литургии Преждеосвященных Даров поется: „Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем“. И в первой утренней молитве, которую священник читает во время шестопсалмия, сказано: „…И даждь им, со страхом и любовию всегда Тебе служащим, хвалити неисповедимую Твою благость…“. Сочетание страха и любви нисколько не противоречит одно другому, т.к. это совсем не тот панический, рабский страх, который вон изгоняется любовью (1Ин. 4:18), а страх сыновний, проникнутый почитанием величайшего Таинства и любовью к Небесному Отцу» (Евхаристия (из чтений в Православном Богословском институте в Париже) / Проф. архим. Киприан (Керн). — М.: Храм свв. Космы и Дамиана на Маросейке, 2006. — С. 295).

Протоиерей Борис Пивоваров даже задался вопросом: а «не является ли это упущение еще одним признаком оскудения нашего евхаристического самосознания»? (Божественная Евхаристия как основа духовной жизни и залог спасения / Протоиерей Борис Пивоваров // Церковь и время. — М., 2000. — № 2(11). — С. 175−176). Другой, но уже неизвестный автор, пошел еще дальше и сделал предположение, что «позднее, русское священство изъяло слово „любовию“, считая его, очевидно, лишним, и сохранило лишь остальные слова: „Со страхом Божиим и верою приступите!“. Может быть это тоже является „рационализацией“ труда священства??? В самом деле, зачем произносить пять слов, если можно обойтись четырьмя? Вот так, древнейшая и правильная формула, указывающая приступающим к Причастию три необходимых условия достойного причащения и действенности самого таинства: благоговения, веры и любви, была кощунственно искажена и перестала поучать народ церковный „достойному причащению“, и, что самое страшное, таинство Евхаристии перестало быть действенным для православных Русской Церкви!» (Забытый смысл евхаристии. Евхаристия как таинство любви. [Электронный ресурс]. — Режим доступа URL: acathist.ru/en/literatura/item/zabytyj-smysl-evkharistii).

На самом же деле, все как раз наоборот. Наш современный литургист о. Михаил Желтов указывает, на то, что в многочисленных рукописях литургий свтт. Иоанна Златоуста и Василия Великого, начиная с древнейших сохранившихся VIII и IX вв., слова «любовию» в этом возгласе нет. И «В данном случае наш текст (без „и любовию“) точно следует тексту древних рукописей, а вот греки текст как раз поменяли, добавив „и любовию“. Источник этого изменения — текст литургии ап. Иакова». «В печатные издания возглас из литургии ап. Иакова попал потому, что самые первые издания были, как известно, венецианские, а богослужебная традиция южноитальянских греков, в отличие от константинопольских, испытала некоторое влияние палестинской. И поэтому «корректно в данном случае говорить не о «никуда не терялось», а о «вставлено из литургии ап. Иакова»». Это «пример интерполяции неконстантинопольского элемента в константинопольский чин; причём, в отличие от ряда других подобных примеров, в данном случае интерполяция произошла настолько поздно, что даже не успела попасть в нашу редакцию Служебника, датируемую 2-й пол. XVII в. В печатных изданиях (да и то не во всех) этих литургий у греков есть «и любовию». Но в рукописях — нет (т. е. как у нас)» (О вхождении северными вратами / Свящ. Михаил Желтов // «Диаконник» [Электронный ресурс]. — Режим доступа URL: deacon.ru/community/viewtopic.php?f=24&t=8&sid=d6cf8af16eee925813498b3e4b543899&start=15; Об евхаристии / Свящ. Михаил Желтов // «Диаконник» [Электронный ресурс]. — Режим доступа URL: deacon.ru/community/viewtopic.php?f=8&t=354&start=30 (см. так же: A History of the Liturgy of St. John Chrysostom: Volume VI. The Communion, Thanksgiving, Dismissal, and Recessional Rites / Robert Taft S.J. (Orientalia Christiana Analecta 281). — Rome-PIO, 2008. — P. 325; Литургия. Исторический и богословский комментарий к Литургиям Иоанна Златоуста и Василия Великого / Митрополит Иларион (Алфеев). — М.: Издательский дом «Познание»; Общецерковная аспирантура и докторантура; Православная энциклопедия, 2019. — С. 596).

Архиепископ Василий (Кривошеин) хотя и считал эту вставку у современных греков прекрасным добавлением, но при этом замечал, что «оно не представляет собою древнюю богослужебную традицию, которая, верно соответствуя сакраментальной духовной жизни златоустовской Литургии, подчеркивает чувство страха перед „великим Таинством“. С большой вероятностью можно сказать, что слова „и любовию“ были введены в XVIII веке на Афоне сторонниками частого причащения, представителями движения „Колливад“ с преподобным Никодимом во главе, а затем приняты в Константинополе типиконом 1838 г. Но они никогда не проникли в Россию» (Некоторые богослужебные особенности у греков и русских и их значение / Архиепископ Василий (Кривошеин) // Богословские труды. — Нижний Новгород: Издательство «Христианская библиотека», 2011. — С. 650).

Другой известный исследователь византийской литургии Хуан Матеос отмечал, что: «Первоначальный призыв был простым: „Приступите со страхом Божьим“. Но греческое слово phobos, употребляемое здесь, не соответствует слову страх; в своей основе оно являет сыновнее почтение. Как и в псалме, который начинается словами: „Блажен муж, бояйся Господа“, так и здесь этот „страх“ означает почтение сына к любящему отцу и включает отвращение к совершению того, что оскорбляет Его» (Развитие византийской литургии / Хуан Матеос; Роберт Тафт. — К.: QUO VADIS, 2009. — С. 75).

Что же касается аналогии возгласа литургии: «Со страхом Божиим верою и любовью приступите» (по греч.: Μετὰ φόβου Θεοῦ, πίστεως καὶ ἀγάπης προσέλθετε) и песнью Великого входа на Литургии Преждеосвященных Даров: «Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем. Аллилуиа» (по греч.: Ἰδοὺ θυσία μυστική, τετελειωμένη, δορυφορεῖται. Πίστει καὶ πόθῳ προσέλθωμεν, ἵνα μέτοχοι ζωῆς αἰωνίου γενώμεθα. Ἀλληλούϊα), то необходимо заметить, что слово «любовь» в каждом из них передается разными словами: в первом ἀγάπη - (любовь в богословском аспекте), а во втором πόθos — сильное желание, влечение. Обычно это греческое слово в церковнославянском обычно передается как «желание» («Христе, желание мое»). (См.: «Ныне силы Небесные»: вход Царя Славы / Священник Федор Людоговский, Ольга Седакова. [Электронный ресурс]. — Режим доступа URL: www.nsad.ru/articles/nyne-sily-nebesnye-vhod-carya-slavy).

Надеюсь, что после данного разъяснения стало понятно, что беспокоить священноначалие по этому вопросу не стоит и добавлять слово «любовь» в возглас: «Со страхом Божием и верою приступите» особого смысла также нет.