«Непрерывная прихрамовая среда». О том, как на приходе епископа Ахтубинского Антония (Азизова) дети любого возраста чувствуют себя нужными в Церкви

— Владыка благословите! Недавно Вы делились замечательным опытом организации приходского пространства для детей и их родителей. Не могли бы Вы немного подробнее рассказать о Вашем приходе? Много ли семей с детьми в числе Ваших прихожан?

— Специфика нашего прихода состоит в том, что в нашем городе очень много военнослужащих, и с этим связана некоторая «текучка» наших прихожан. Например, за последние два года от нас уехало три семьи, а это с детьми почти 20 человек.

Учитывая, что в Ахтубинске живёт около 36 тысяч человек, семей с детьми у нас достаточно много. Многодетных по общероссийским меркам (три ребёнка и больше) — порядка десяти семей. В воскресной школе у нас учатся 70 приходских детей; в школе раннего развития — около 60 дошкольников, но там частично дети прихожан, а частично — те, которые пока не прихожане, но мы надеемся, что станут ими.

— Каким на Ваш взгляд должно быть идеальное участие семьи с детьми в жизни прихода?

— Мне хотелось бы, чтобы была некая самоорганизация. Конечно, клиру и сотрудникам храма нужно стремиться создавать наилучшие условия для пребывания семьи в храме. Однако мне бы хотелось, чтобы в ответ на те условия, которые мы создаём для семей с детьми на нашем приходе, и на то внимание, которое мы им уделяем, они самоорганизовывались.

Родители должны быть включены во все наши процессы, образовательные и праздничные мероприятия и во всё, что ещё происходит на приходе. Иногда они предлагают что-то сами. Это происходит редко, но приносит большую радость. Например, так произошло с детской комнатой при храме.

Главный посыл такой: семьи должны быть включены в жизнь прихода.

Например, сейчас мы думаем о том, что, наверно, нам потребуется своя гимназия. И с родителями мы говорим об этом в таком ключе: «Вы должны понимать, что будет наш общий проект. Мы с вами договариваемся, что мы делаем гимназию вместе, и вы в это активно включаетесь. Мы вместе начинаем проектировать гимназию, хотя бы мечтать о том, как это может быть. А дальше всё облекается в какие-то в реальные и осязаемые формы».

— А что касается богослужения?

— Сейчас очень разные дети и очень разные семьи. Я принципиально против замечаний в адрес детей. Конечно, когда ребёнок начинает мешать богослужению, родители на это должны отреагировать — но не ругать его при всех, в храме, а выйти. Если погода позволяет, можно выйти на улицу, у нас по периметру храма везде висят колонки, богослужение слышно и на улице.

А бывают дети, которые в принципе спокойно стоят на богослужении или, по крайней мере, родители их к этому призывают. И я тогда прошу взрослых, чтобы они пропустили детей вперёд, чтобы детям было удобно, чтобы они были включены. Кто устал — может сесть на солею, на амвон, кто-то садится на кафедру.

Мы должны думать о детях во время богослужения; и родители, приводящие своих детей в храм, должны размышлять над тем, как вообще ребёнок воспринимает службу.

Мы же быстро забываем, как смотреть на мир глазами ребёнка. Иногда полезно встать на колени, просто опуститься до уровня зрения ребёнка и посмотреть на мир с точки зрения его небольшого роста; и картина окажется совершенно иной, не такой, как взрослый на это смотрит. То же самое и в храме. Когда родитель приводит ребёнка в храм, он должен помочь своему ребёнку, чтобы ему в храме было легче, и чтобы он со временем входил в богослужебную жизнь Церкви. Это очень важная часть воспитания, этим надо специально заниматься.

— Как бы Вы сформулировали свою основную пастырскую задачу по отношению к Вашим приходским семьям?

— Наверное, я не скажу ничего нового, но я бы сформулировал это так: чтобы семья была малой Церковью; чтобы вся семья была включена в жизнь Церкви; чтобы дети в разном возрасте чувствовали себя нужными в Церкви.

Особенно это касается подростков, когда идут конфликты с родителями. Мне кажется, что в этот момент очень важна роль священника, потому что в этом возрасте возникают вещи, которые ребёнок с родителями не может обсудить. Священник должен остаться незаинтересованной стороной во взаимоотношениях между родителями и детьми и быть последней инстанцией.

И главное — не рассудить, кто прав, а кто виноват, а примерить. Пастырская задача именно в том состоит, чтобы семья сохраняла своё единство. И чтобы каждый в семье чувствовал себя частью, с одной стороны, семьи, а с другой — частью Церкви как большой семьи.

— А помимо непосредственно пастырской работы с каждой отдельной семьей, делается ли ещё что-то на Вашем приходе для осуществления этой задачи?

— Проводим разные мероприятия. Например, у нас есть спортзал, и мы проводим семейные спортивные мероприятия.

Есть еще такой план. Хочу собрать родителей с одной стороны, а с другой стороны — посадить всех наших подростков, юношей и девушек, и чтобы родители рассказали о том, как они сами были подростками. Во-первых, родителям полезно это вспомнить, во-вторых, подросткам очень важно посмотреть на своих родителей со стороны. Но здесь мы такого еще не делали.

Мы практиковали совместные выезды на природу. Мы собирались, родители и дети, и просто выезжали на природу, там что-то готовили, общались, играли. Целенаправленной пастырской работы там не было.

Наверное, надо развивать этот опыт. В походных условиях всегда раскрываются очень многие вещи. Но это как раз то, чему не хватает самоорганизации. Я провоцировал такие выезды, и это всем нравилось, но надо постоянно их как-то поддерживать. А в силу того, что наши мужчины заняты на своих службах, на своих работах, им очень сложно выделить время; а женщины не совсем могут это делать, поэтому, наверное, пока такие выезды не сложились в системные мероприятия.

Я знаю, в Москве у отца Феодора Бородина есть очень интересный опыт, это практикуется.

— Расскажите о работе с детьми на Вашем приходе

— Примерно два с половиной года назад у нас появилось помещение под воскресную школу — наш духовно-просветительский центр, и там есть четыре кабинета, где можно размещать детей. До этого всё было в одном классе, а сейчас школа немножко выросла и приобрела черты более системного образования.

Сейчас мы пришли к тому, что где-то до 12-ти лет ребёнок посещает воскресную школу, потом мы пытаемся наладить систему подростковых клубов, а дальше идёт «молодёжка».

Стараемся отдельно заниматься с девочками. У них что-то вроде добровольчества, с элементами социальной работы. Они готовят и то, что приготовили, сами развозят бабушкам — подопечным наших сестёр милосердия. Что-то они шьют, какие-то простые вещи, и это тоже раздаётся.

С мальчиками чуть сложнее. Нужно, чтобы с ними занимался мужчина, а подходящего человека, который взял бы на себя эту ответственность, я пока не вижу. Как-то стараемся, чтобы они всё время были вовлечены в нашу жизнь, но с этим пока сложно.

Не могу сказать, что у нас получается с ними работать.

Но я вижу своей задачей — непрерывность прихрамовой среды. Чтобы детям, от младенцев до подростков, было интересно при храме.

Сейчас у нас есть школа раннего развития для дошкольников, потом воскресная школа, потом подростковые клубы, потом «молодёжка». В идеале это все надо переносить на какую-то хорошую образовательную платформу. Нам нужна общеобразовательная школа, в первую очередь как среда.

Но я понимаю, что нельзя это сделать искусственно. Если православная школа не выросла как насущная потребность прихода, то это будет что-то иное.

Я думаю, что многие родители захотели бы, чтобы их дети учились в православной школе, при этом сами родители могут быть не до конца воцерковлёнными людьми, и это создаст определенную атмосферу. А когда основной костяк школы будут составлять именно дети из наших приходских семей, тогда и атмосфера будет другой. Тогда и дети из не совсем воцерковлённых семей будут вливаться в эту атмосферу, в эту среду, и это будет несколько иной дух. Поэтому я всё-таки сторонник того, чтобы это созрело. Торопиться никуда не нужно.

— Было бы очень интересно узнать поподробнее о каждом этапе «непрерывной прихрамовой среды». Как у Вас устроена работа с дошкольниками?

— Родители приводят детей три раза в неделю. Наша дошкольная ступень имеет черты полноценного образовательного учреждения. Мы сейчас как раз обсуждаем с родителями проект возможной будущей школы, пытаемся понять, как это должно работать, кто это должен содержать, из чего должно складываться.

Насчет оплаты — я принципиально против всего бесплатного, потому что школа несет расходы, и потому что бесплатное меньше ценится родителями.

Но в Церкви должен быть дифференцированный подход. Если у семьи нет возможности заплатить за это образование, мы можем взять ребёнка без пожертвования (как мы это называем). Финансовое благополучие семьи не должно быть критерием пропуска в школу, это неприемлемо.

Но при этом педагоги должны получать зарплату за свой труд, у них тоже есть семьи… Понятно, что наша цена ниже, чем в подобных школах в Ахтубинске, но все же даже небольшая оплата дисциплинирует. Мне кажется, это важно, родители должна чувствовать ответственность.

— А кто отвечает за содержание образования? Не за материальное обеспечение, а за программы и за развитие?

— За дошкольное образование отвечают родители.

Этот проект как раз и возник благодаря, с одной стороны, материально-техническим условиям, которые мы создали, а с другой стороны — это результат работы прихода. В нашем приходе есть многодетная семья, и мама из этой семьи — педагог по образованию, долгое время работала в детском саду, очень интересный и творческий человек. Она это организовала, ей самой интересно, и я ей доверяю. Но мы немного изучили опыт: я познакомился с одним священником, у которого матушка занимается похожим проектом, мы съездили, обменялись мнениями, опытом и как-то переложили это на свои рельсы. Этот проект носит достаточно самобытный характер.

Родители ценят наш проект. Идет второй год, и мы никогда не вешали объявление о наборе, все узнают друг от друга.

Стараемся, естественно, проводить на Пасху и Рождество большие праздничные мероприятия. Но вообще, набор предметов у них обычный — «школа раннего развития»: развитие речи, математика, раз в неделю есть «Православная культура», плюс стараемся поговорить о праздниках. Я думаю, это самое лучшее средство воспитания.

— То есть, Вы в это даже не особенно вмешиваетесь? Оно само живёт?

— Не то чтобы я совсем не вмешиваюсь. Я переживаю, вникаю. Периодически мы пытаемся делать замеры и получаем от родителей обратную связь. Мы запускаем анкеты, пытаемся анализировать, где мы находимся, что и как. Причём, мне кажется, это важно не только вначале, когда что-то создаётся, но и дальше. Нам постоянно нужно понимать, где мы сейчас.

Мне не хочется, чтобы это превращалось в обычную школу раннего развития для своих, и я стараюсь это отслеживать.

Для нас было важно привлечь педагогов-профессионалов, но, к сожалению, не все из них были до конца воцерковлены. Понятно, что люди были так или иначе сочувствующие, но важно, чтобы они в процессе работы становились частью Церкви, тогда меняется и качество их работы — она становится служением. И это как раз наша пастырская забота.

— А как устроена Ваша воскресная школа?

— В воскресной школе у нас занятия проходят один день, после воскресной Литургии. По содержанию это «Закон Божий». Мы взяли за основу очень хороший проект отца диакона Илии Кокина.

Также стараемся, чтобы это было как-то разнообразно. Например, в начале и в конце учебного года воскресная школа осуществляет какие-то выезды. Мы стараемся, чтобы воскресная школа была общением детей между собой и со взрослыми.

Чего-то выдающегося и сверхъестественного у нас нет. Я даже удивляюсь, думаю: «Дети и так шесть дней в школе, а потом они всё равно приходят в воскресную школу». Для меня до сих пор секрет, что их привлекает. Конечно, храм сам по себе притягивает, и атмосфера немножко другая, не как в обычной школе. Им нравится. И мы со своей стороны стараемся поддерживать этот интерес, создавать какие-то условия, чтобы это всё было на пользу.

— А что у Вас происходит в «молодёжке»?

— В «молодёжке» чуть сложнее, по разным причинам. Количество молодёжи, которая вышла бы из воскресной школы, пока небольшое, потому что воскресная школа в новом формате появилась два года назад. Соответственно, мы получим этих детей года через два. Поэтому у «молодёжки» изначально был немножко другой подход.

Это был обще-епархиальный проект. Мы два раза в год организовываем так называемые «Молодёжные слёты». В нашей епархии «молодёжь» — это подростки, чаще всего старшие школьники, с 9-го по 11-й класс. Мы их собираем в группы примерно по 30 человек, увозим на дружественную базу отдыха и проводим там с ними три дня. Там есть лекционная часть, на которой мы говорим о Церкви, о жизни, о культуре. Плюс они открывают что новое для себя — что-то связанное с русской культурой, спортивные мероприятия. Достаточно насыщенная трёхдневная программа заканчивается Литургией, на которой некоторые в первый раз исповедуются и причащаются.

Это помогает нам привлекать молодёжь, обращать их внимание к Церкви. Кто-то после этих слётов остаётся, начинает ходить в те молодёжные группы, которые есть на приходах.

Беда в том, что когда они заканчивают школу, большинство из них уезжает учиться в какие-то вузы, не остаются в Ахтубинске. Идёт такая текучка: раз в два-три года состав меняется.

План работы с молодёжью у нас примерно такой. Молодежные собрания у нас каждое воскресенье. Важно, чтобы их общение было разнообразным. В одно воскресенье они что-то обсуждают, поднимают какую-то духовную или общественную проблему, такой дискуссионный клуб. А в другое воскресенье мы стараемся, чтобы у них была какая-то социальная нагрузка. Иногда просто какие-то выезды.

Не скажу, что всё получается, не просто это бывает. Во-первых, нужны делатели, и не хватает мирян такого возраста, когда они могли бы заниматься молодёжью, а сами ещё не были бы обременены. Не хватает молодых ребят, которые выросли в Церкви, вступили в брак, может быть, у них ещё нет детей или дети маленькие. Очень нужна их активность в приходской жизни.

Но мы стараемся. Молодёжи интересно, они приходят, стараемся, чтобы они не разбредались. Привлекаем их к работам по храму, к подготовке праздников. На Рождество и на Пасху мы с ними ходим в больницу поздравлять тех, кто там лечится в этот момент, и всем нравится такое наше дело.

— Клирики Вашего собора как-то участвуют во всей этой работе?

Есть батюшка, который занимается «молодёжкой», и есть батюшка, который занимается воскресной школой. Естественно, священники должны это курировать. Я осуществляю общее руководство.

— А другие клирики Вашей епархии перенимают Ваш опыт? Или, наоборот, Вас чему-то учат?

— Трудность заключается в том, что у нас епархиальная жизнь очень разнообразная. Мы сейчас говорим о кафедральном городе, об Ахтубинске. А основная часть нашей епархии — это сёла, а сельская жизнь устроена по-другому. Хотя мы много говорим об этом, о работе с детьми, с молодёжью.

Знаете, существует такое явление — «приходской сепаратизм», когда приход замыкается сам на себя. И поменять этот уклад было сложно, по разным причинам. Но, наверное, за семь лет что-то изменилось, на приходах меняется жизнь. Мы делимся опытом, общаемся.

Посыл у нас всегда такой: детям должно быть интересно на приходе.

Например, у нас есть батюшка, в прошлом резчик по дереву. Он организовал на своём приходе мастерскую, собрал около себя мальчишек. У нас в принципе очень много мальчишек, которые воспитываются без отцов, поэтому такие мужские навыки очень важны для них. Они там конструируют, работают с инструментами, и свои поделки можно забрать домой. Есть какое-то дело, которое приносит результат, и потом ты можешь кому-нибудь похвалиться этим результатом. И этот проект востребован, потому что батюшке это интересно, и детям интересно. Воскресная школа тоже существует на этом приходе, и параллельно запущена эта мастерская.

Я считаю, что такие проекты должны быть, и в сёлах это очень важно. Как раз в сёлах должно быть что-то вроде таких клубов. Но не все священники к этому готовы, не все имеют к этому таланты. Невозможно священника заставить заниматься с детьми, если у него к этому не лежит душа.

Что касается семей в принципе, вовлечения семьи в приходскую жизнь — все наши отцы на это и сориентированы. Где-то получается лучше, где-то хуже, но, по крайней мере, вектор такой есть. Потому что Церковь по природе общинна, а элементарная единица общины — это семья. Семья и составляет общину, весь приход.

Кстати говоря,

то, что мы пережили весной, все процессы наших закрытий и изоляций очень хорошо показали, что происходит с нашими приходами.

Многие храмы вдруг оказались без средств к существованию, потому что были закрыты. Но прихожане ведь никуда не делись, они же есть. Оттого, что они не ходят в храм, они разве должны перестать содержать свой храм? Некоторая культура не воспитана. В тех храма, где была крепкая община, то ситуация была иной.

Для меня, по крайней мере, стало очевидным, что надо двигаться этим вектором создания общинной жизни, воспитания прихожан, надо учить их ответственности за приход.

С епископом Ахтубинским и Енотаевским Антонием беседовала Эльга Канаева