Духовные учебные заведения должны занять места лучших российских ВУЗов

— Отец Максим, в июле 2018 года Священный Синод назначил Вас председателем Учебного комитета Русской Православной Церкви. Но для Вас это служение, наверное, далеко не новое, более 6 лет Вы являлись первым заместителем Председателя. Несмотря на то, что духовное образование и пастырская подготовка — это стратегически важная задача для будущего всей Церкви, об Учебном комитете и его работе знают далеко не многие. Не могли бы Вы рассказать читателям сайта «Пастырь», что это вообще за структура — Учебный комитет? Для чего он был создан? Какие задачи на него были возложены священноначалием? И какие, на Ваш взгляд, имеются результаты работы Учебного комитета к текущему моменту?

— Учебный комитет как учреждение был создан вместе с другими Патриархийными структурами в конце Второй мировой войны, но как полноценное Синодальное учреждение начал формироваться только в новейшую эпоху. Можно сказать, это происходило под руководством моего предшественника — ныне Высокопреосвященного митрополита Таллинского и всея Эстонии Евгения, который почти четверть века руководил Учебным комитетом Русской Православной Церкви.

Когда владыка Евгений только возглавил Комитет, тот занимал всего лишь одну комнату в Чистом переулке, а весь штат ограничивался председателем, секретарём и, может, ещё одним-двумя сотрудниками.

В 2009 году Святейшим Патриархом была поставлена задача превратить Учебный комитет в полноценное Синодальное учреждение, которое курировало бы вопросы, связанные не только с высшим духовным образованием, но и с сопредельными областями образования, то есть занималось бы подготовкой священно- и церковнослужителей, богословов, а также (о чём я чуть ниже скажу) регентов и других церковных тружеников — специалистов в области катехизаторской, молодёжной, миссионерской и социальной деятельности в соответствующих центрах.

Основные направление работы Учебного комитета я бы обозначил следующим образом.

Если представить структуру Высшего Церковного Управления, то у нас есть Священный Синод, принимающий главнейшие базовые решения в жизни нашей Церкви, и Высший Церковный Совет — церковно-административный центр, который разрабатывает практические конкретные направления деятельности по соответствующим сферам, будь то миссия, катехизация, отношения с вооружёнными силами, внешняя деятельность Церкви, а также и учебное дело, в частности, в области Высшего церковного образования.

Задачей Учебного комитета является подготовка и вынесение соответствующих предложений по структуре высшего духовного образования, по направлениям его развития, а также собственно реализация этих решений и контрольно-аналитическая деятельность в области богословского образования.

Самое важное, что было сделано за последние 5−6 лет — это, во-первых, принятие к реализации всеми семинариями (и центральными, и провинциальными) единого учебного плана. Это должно привести к тому, что выпускник любой семинарии получит базовые знания, соответствующие некоему общему стандарту; знания, которые (употреблю такое выражение) соответствуют вызовам эпохи.

Во-вторых, все семинарии теперь имеют государственное лицензирование; и, кроме того, начался процесс получения государственной аккредитации, и задачей Учебного комитета является помощь нашим семинариям в её получении.

Недавно утверждены единые нормативные документы для магистратур, которые, в отличие от бакалавриата, вариативны. Уровень магистратур должен быть соответствующим — как минимум не ниже, чем в государственных учебных заведениях. При этом важно, чтобы не было перекосов по профилям. По понятным причинам сейчас преобладают церковно-исторические магистратуры (их легче открыть, по ним проще набрать студентов), но для нашего церковного, духовного образования сейчас актуальны магистратуры по библеистике, патрологии, сектоведению, по разным отраслям богословия.

Также утверждены соответствующие решения Священноначалия о требованиях к кандидатским и к докторским диссертациям. И мы теперь можем с уверенностью сказать, что ныне требования к кандидатам богословия ничуть не ниже, а по некоторым параметрам и выше, чем требования к кандидатам гуманитарных наук. Это не просто расширенный диплом, как было в 70-е и 80-е годы, это — полноценная диссертация, защитить которую сейчас стало совсем не просто. И это правильно, потому что кандидаты богословия — это штучный продукт, их невозможно выпускать ежегодно десятками.

Регентское образование также стало новым важным направлением деятельности Учебного комитета, инициированным Святейшим Патриархом. Создан стандарт регентского образования, который сейчас проходит апробацию в передовых регентских школах.

Следующим аналогичным этапом должна стать работа с нашими иконописными школами. Эта работа более тонкая, потому что здесь многое будет зависеть от мастера, от художника, от сформировавшейся традиции. Но, с другой стороны, и тут не должно быть всё в состоянии разнобоя. Надо понимать, что если в художественных ВУЗах есть единые требования к поступающим и к закончившим обучение, то и в иконописных школах должны быть соответствующие требования, предъявляемые к знаниям и умениям иконописцев.

Важным направлением является подготовка приходских специалистов. Ее также курирует Учебный комитет (в сотрудничестве с другими Синодальными структурами) — всё, что связано с вероучительной составляющей, обучением миссионеров, катехизаторов, социальных и молодёжных работников. Уже порядка четырёх десятков таких центров подготовки открыто в нашей Церкви на территории Российской Федерации.

Нельзя также не упомянуть о работе, связанной с инспектированием учебных заведений, поскольку не всё можно проверить на бумаге и на основании электронных отчётов. И вот эта живая связь, которая осуществляется через приезд наших комиссий, через общение с преподавателями и студентами, помогает и семинариям держаться на хорошем уровне, и стимулирует решение вопросов, которые по-другому не решались. Например, вопросов, связанных с окладом преподавателей.

Священник не должен привлекаться к преподаванию в семинарии в качестве бесплатной рабочей силы под угрозой того, что если он откажется, то будут прещения.

Каждый преподаватель высшего духовного учебного заведения должен получать соответствующее вознаграждение за труд.

Не скрою, задачей инспекций является упразднение нравственных или дисциплинарных беспорядков, которые в любой, даже самой идеальной системе (а у нас система не идеальная) могут происходить.

В целом ряде случаев принимались важные решения по освобождению тех или иных сотрудников от должности, когда они переступили черту, которую клирики и преподаватели духовных учебных заведений переступать не имеют права.

Новыми формами сотрудничества с семинариями являются также дистанционный контроль выпускных экзаменов и защита выпускных квалификационных работ. Ситуации, когда брался старый диплом, защищённый в МДА или в СПбДА лет 15−20 назад, и после лёгкой технической обработки подавался в качестве своего — практически исключены.

— Расскажите, в чём Вы видите свою основную задачу как на ближайшее время, так и в отдалённой перспективе в качестве Председателя Учебного комитета?

— Мне кажется, задачей любого руководителя церковного учреждения является ответственное выполнение своего долга и реализация задач, поставленных священноначалием. Здесь и создание внутри самого Учебного комитета атмосферы церковной ответственности и доброжелательности, и взаимодействие со всеми институциями, занимающимися высшим образованием в нашей стране.

Но главная цель, которую я для себя внутренне ставлю — это добиться того, чтобы лучшие наши академии и семинарии заняли места в числе первых двух-трёх десятков лучших российских ВУЗов.

Чтобы сам факт наличия диплома говорил о том, что наш выпускник — человек высокой квалификации, широко образованный, готовый к диалогу с обществом и к работе в самых разных ситуациях.

Государственные стандарты образования заставляют тянуться вверх

— Вы упомянули про лицензирование и аккредитацию. Все духовные школы мы рассматриваем, разумеется, как кузницы кадров в первую очередь для Церкви. Насколько актуален диплом государственного образца, если человек после окончания обучения (будь то священник, катехизатор, регент, иконописец) и идёт служить именно Церкви? Возможно, ему было бы достаточно иметь лишь авторитетный внутрицерковный документ? Но при этом, насколько мне известно, лицензирование и аккредитация накладывают некое ограничение на учебный план, в том числе и на те предметы, которыми должен заниматься студент, и которые из-за рамок стандартов, возможно, не всегда соответствуют тому, что хотела бы семинария при подготовке будущего кадра.

— Хорошо, что вы озвучили этот вопрос, он — один из известных мифов о том, что обучение теологии по ФГОСу (федеральному государственному образовательному стандарту) каким-то образом урезает зачётные единицы и нагрузку по базовым церковным дисциплинам. Это не так. Когда с учётом государственного образовательного стандарта «Теология 3+» составлялся единый учебный план, действующий сегодня, то в нём по целому ряду базовых церковных дисциплин (например, по библейским дисциплинам, по догматическому богословию) была увеличена нагрузка по зачётным единицам.

Собственно, ни одна из центральных церковных дисциплин не была сокращена — сокращения коснулись только некоторых предметов учебного плана. Так, например, у наших семинаристов уменьшилось количество часов церковного пения по сравнению с 1980-ми годами. Возможно, это не очень хорошо для благолепия богослужения, но ведь при наличии соответствующих способностей их можно развить, участвуя в хоре. Зато время для таких дисциплин как Священное Писание, литургика, догматическое богословие высвобождается, а это, я думаю, важнее.

Поэтому я не вижу каких-то усечений в церковных дисциплинах. Попутно замечу, что предполагаемый к введению уже в ближайшем будущем новый федеральный государственный образовательный стандарт «Теология 3++» даёт ещё больше свободы в возможности распределения нагрузки при составлении учебного плана нашими духовными учебными заведениями.

По закону мы не можем существовать как высшее учебное заведение без лицензии. Мы можем выработать свой церковно-образовательный стандарт, несколько отличающийся от ФГОСа, но, во-первых, и сам ФГОС разрабатывался при деятельном участии церковных представителей, а, во-вторых, общероссийские требования к высшему образованию помогают нам тянуться вверх, задают некую планку.

Пришло время не «затыкать дыры», а готовить квалифицированные кадры

Конечно, есть отличие от ситуации 90-х годов, когда и семинарии, и существовавшие тогда духовные училища были как ускоренные офицерские курсы периода начала Великой Отечественной Войны — тогда деваться было некуда и вместо полноценного военного училища надо было быстро подготовить кадры на фронт. Но как только ситуация нормализовалась, то подготовка офицерских кадров вернулась к полноценным высшим военным учебным заведениям. Так и у нас — экстремальное время 90-х прошло.

Мы уже не дыры должны затыкать, лишь бы кого-то послать на лавинообразно открываемые приходы, а готовить квалифицированные и духовно зрелые кадры духовенства для работы с нашими современниками — с тем обществом, которое уже несколько по-другому относится к Церкви, чем в начале 90-х годов.

Это надо отчётливо понимать.

— А всё-таки, что значит «готовить квалифицированные кадры»? Или же другими словами — что семинария хочет (или чего она должна хотеть) от выпускника как от будущего священника? Вопрос этот не столь тривиален, как он может показаться на первый взгляд. Им задаются и многие преподаватели, и семинаристы, и нередко даже представители администрации семинарий.

Если стремиться к некоторому уровню образования, обширным знаниям, хорошим оценкам — но тут возникает вопрос: «Насколько эти оценки, и те полученные теоретические знания помогут будущему священнику непосредственно в его пастырском служении (особенно, если человека направят служить на сельский приход)?». Если семинария хочет от него какой-то нравственности, высокого качества духовной жизни, то действительно ли это задача семинарии или всё-таки, как христианина, его должны готовить в первую очередь его семья, духовник, его ближайшее окружение? Если говорить о каких-то практических навыках в совершении богослужения, то учи-не учи, а всё равно все эти навыки достаточно быстро приобретаются на приходе, непосредственно в пастырской деятельности.

Скажите, на Ваш взгляд, к чему всё-таки должна готовить семинария ставленников в священный сан? Чего семинария должна требовать от своего студента в первую очередь?

— Мы же понимаем, что невозможно поставить задачу семинариям, чтобы каждый второй выпускник был как отец Иоанн Кронштадтский. Такого рода институций, которые выпускали бы святых на регулярной основе, в Церкви нет. Задача соединить образование с воспитанием, безусловно, должна стоять — этим, кстати, наши семинарии принципиально отличаются от светских вузов, в которых такая задача сегодня вообще не стои́т.

Да, семинария должна воспитывать. У нас есть такие понятия, как послушание, совместные молитвы, участие в богослужении. Кроме того, само проживание большинства семинаристов стационарно на протяжении четырёх-пяти лет — это тоже воспитание. Я очень положительно отношусь к тому, что большинство наших семинаристов-очников получают образование в закрытом учебном заведении, где приобретают опыт некоторого стеснения себя ради других людей, ради дисциплины и обязанностей, которых у большинства приходящих сейчас молодых людей нет. И только здесь они могут себя проверить, способны ли вообще ограничить себя, приучить к дисциплине, без чего хорошим священником никогда не стать — без этой готовности жить не ради себя, а ради Церкви и ради людей, которые в Церкви Божией тебе встретятся, которым ты обязан будешь быть слугой.

Индивидуальное наставничество — ответ на новые вызовы в воспитательном процессе

С воспитанием, конечно, сейчас в семинариях не просто. Те принципы, которые существовали в позднее советское время в воспитательной системе наших духовных учебных заведений, в значительной мере теперь неприложимы. При всей серьёзности людей, которые тогда приходили, эти принципы строились на том, что страшно было оказаться вне духовной школы. Ведь кем мог стать исключённый семинарист в жизни советского общества в 70−80-е годы? Куда он мог податься? А теперь-то не страшно быть исключённым — вон сколько жизнь предлагает других возможностей. Соответственно и сама система воспитания не может исходить из принципов ушедшей эпохи.

Не могу сказать, что сейчас найдены однозначные решения этого вопроса, но одним из путей видится развитие уже существующей институции индивидуальных наставников — по-другому «тьюторов». Тьюторы не являются членами администрации и помощниками инспектора, то есть теми людьми, которые могу наказать или сообщить о проступке по инстанции, они — посредничающее звено между администрацией и студентом, как бы старшие товарищи. Это человек, который помогает в учёбе, в научной деятельности, даже просто в личном общении; человек, который сам несколько лет назад прошёл путь, по которому ты сейчас идёшь, и который может тебя от чего-то предостеречь, где-то правильно направить, помочь сэкономить силы и не набить шишек там, где, возможно, можно и голову разбить… И сейчас мы нащупываем этот путь, который, мне кажется, будет одним из путей развития воспитательной системы.

Ставится также вопрос об усугублении преподавания пастырских дисциплин: пастырского богословия, аскетики, миссиологии. Но здесь есть такая тонкая грань: многие вещи, конечно, можно изучить теоретически, но пока человек не выйдет на практическое служение, он не сможет к ним по-настоящему прикоснуться.

Но возвращаясь к вашему вопросу — конечно,

семинария должна готовить, в первую очередь, достойного священнослужителя: человека, который вышел бы из стен духовной школы с желанием служить Церкви, а не себя в ней устраивать; который не подался бы при первых же сложностях с архиереем на сторону далече к лукавым критикам.

Тут без личного примера не обойтись. Если наши учащиеся будут видеть в своих преподавателях соответствующее отношение к жизни, к священнослужению, то именно это в результате они и воспримут.

Мы не должны бояться обсуждать проблемы и болевые точки

— Отец Максим, Вы отметили, что одно из достоинств семинарий — это их «закрытость» и совместное проживание студентов. Но ведь семинарист, пока он учится, пока живёт в общежитии, ему по большому счёту всё предоставляется, максимально созданы все условия, чтобы думать только об учебе и об остальных вещах не заботиться. Семинарская жизнь, как правило, проходит при монастыре, где выстроена богослужебная и духовная жизнь, часто под присмотром духовников, преподавателей, тьюторов. Но вот учёба заканчивается, молодого человека рукополагают, он выходит из этой семинарской «теплицы» и сталкивается с реальной жизнью, которая зачастую сильно отличается от тех идеалистических представлений, которые могли у него складываться по опыту жизни в семинарии.

Не бывает ли такое, что молодые священники, только вышедшие из духовной школы, оказываются не очень готовы, к тому, что в приходской жизни всё не совсем так гладко, и как описывается в Патериках? Должна ли семинария как-либо готовить ставленника к тому, что ему пока что предстоит служить всё-таки не в Церкви Небесной торжествующей, а в Церкви земной воинствующей?

— Мне кажется, наши семинаристы в курсе всей той информации, которая даётся нынешними околоцерковными критиками. Иной раз даже слишком в курсе. Другое дело, что мы, конечно, не должны закрывать глаза и делать вид, что определённого рода информационно-отрицательная среда отсутствует, и не замечать, что она концентрируется вокруг определённого рода сайтов или блогов. Но не думаю, что сегодняшний выпускник ожидает, что после выпуска из семинарии его ждут благоустроенная квартира, зарплата выше средней и служение в кафедральном соборе. Это разве что чей-то субъективный взгляд.

Но скажу одно: не нужно бояться и делать вид, что нет критиков Церкви, потому что у нас есть ответы на эту критику.

А если кто-то свои личные проблемы психологически компенсируют за счёт наездов (другого слова тут не употребишь) на священноначалие или на церковную действительность, то это геростратова слава.

Реальные болевые точки мы должны уметь проговаривать и не бояться вопросов со стороны наших семинаристов. Как мне кажется, сейчас и нет ситуации закрытости — да и как она возможна в нынешнем обществе с его информационной средой и со смартфоном в руке каждого студента? Студенты же не живут пять лет в какой-то изоляции, не зная того, что в мире происходит.

— Все эти пять лет в общежитии молодые ребята общаются и разделяют общий быт. Уровень воспитания и воцерковленности у всех совершенно разный, все из разных семей, часто из разных городов и весей, из разных социальных слоёв. И в этих условиях, к сожалению, получается, не так, что ребята более благочестивые подтягивают всех остальных к себе, а обычно наоборот — общая планка культуры и духовной жизни спускается ближе к нижнему уровню.

Как иллюстрацию, могу привести рассказ одного выпускника МДС. Когда он только поступил в семинарию, то каждый вечер ходил к мощам преподобного Сергия, регулярно оставался там на акафист, и всё время удивлялся, почему же он там видит студентов только первых двух курсов, где остальные? А когда сам стал старшекурсником и приходил к мощам только по праздникам, то всё понял.

Приходит в семинарию человек горящий, воцерковляющийся, ревностно и искренне кающийся в грехах, может быть, с какими-то возвышенными представлениями о Церкви, а пройдя пять лет семинарии, он становится в общем-то обычным таким «матёрым» семинаристом, отчасти перегоревшим уже.

— Бывает, согласен. Но, может быть, лучше, если он к будням своего служения и к не идеальности жизни (в том числе и церковной) подготовится в семинарии, чем если это пресловутое выгорание произойдёт во время его приходского служения.

Помню призыв 90-х годов, когда приходили идеально настроенные, горящие, молодые люди, а потом начинались вещи реальные, необязательно связанные с изучением творений святителей Феофана Затворника и Игнатия Брянчанинова. Например, стройки, общение со спонсорами и благотворителями, вечные вопросы прихожан «Батюшка, а что делать с просфоркой, если она заплесневела?» и т. п.

Ну и что хорошего, если потом, уже после рукоположения, окажется, что человек по своему характеру, по своему типу личности неспособен со всем этим справляться? Может быть, лучше пройти этот период испытания неидеальностью во время своего обучения, а не тогда, когда ты уже рукоположенный пастырь? Ведь потом в ком-то несколько и угасает это горение.

Но, как мне кажется, чаще всего оно приобретает менее нервический характер — человек уже не полыхает такой вспышкой бенгальского огня (который горит ярко, да прогорает скоро), но зато способен стабильно нести своё служение. А то, что будут сложные моменты… Почитайте Николая Лескова «Соборяне». Там описан хороший, почти идеальный священник, однако и он не миновал сложностей. Каждый из нас проходит на пути священнослужения такого рода этапы, когда вокруг — не идеальности. Семинария — один из них.

Кто к поступлению рекомендовал — тот и несёт ответственность за будущего пастыря

— Вопрос воспитания, о котором мы с Вами говорили выше, наверное, очень тесно взаимосвязан с вопросом духовной жизни человека. Как Вы считаете, кто вообще должен следить за духовной жизнью будущего священника?

К примеру, я знаю такие случаи, когда приходской священник, который направил молодого человека учиться в семинарию, со спокойной совестью считает: «Я своё дело сделал, он пошёл в семинарию, а там уже пускай его готовят, следят за ним и разберутся, рукополагать его или не рукополагать». В семинарии считают немного иначе: «Этот батюшка к нам отправил его, это его прихожанин, он поддерживает с ним связь (что, кстати говоря, далеко не всегда так) — значит он несёт за него ответственность. Наше дело его отучить, принять экзамены и выдать диплом. В любом случае архиерею решать — рукополагать его или нет». Архиерей в свою очередь считает, что раз священник его рекомендовал к поступлению, семинария отучила и выдала диплом, то кадр готов — надо рукополагать, и скорее отправлять служить. Получается замкнутый круг, где каждый уверен, что ответственность несёт кто-то другой.

На Ваш взгляд, кто всё же должен следить за духовной жизнью ставленника, и кто должен нести ответственность за то, что будет рукоположен человек, способный к пастырскому служению?

— Было бы идеально, если бы священник рекомендовал человека, который является его духовным чадом, а не просто сотрудником храма или его знакомым пономарём, алтарником или ещё кем-то. Это давало бы хорошее стартовое начало.

Мне кажется, правильная практика заведена сейчас в Московской городской епархии: при рассмотрении прошения на поступление в высшее духовное учебное заведение присутствует рекомендующий священник. Также при рассмотрении прошения на хиротонию присутствует тот, кто рекомендует человека на хиротонию.

Нужно, конечно, ответственно подходить к выбору духовников в наших семинариях и в духовных учебных заведениях. На мой взгляд, невозможно совмещать служение духовника с административными обязанностями. К тому же, духовник должен быть реально авторитетным человеком, а не просто священником, который служит в семинарском храме. Это должен быть священник, которого семинаристы, в идеале, любили бы, или, по крайней мере, уважали бы как священнослужителя, доверяли его опыту — как человека, христианина и священника.

И, наконец, сама атмосфера жизни в духовной школе. Если семинаристы видят, что ректор и преподаватели бывают на совместных богослужениях и молитве не только в торжественные дни по необходимости, когда это до́лжно — то это воспитывает. Если семинаристы видят ректора, проректора по воспитательной работе, представителя администрации хоть с какой-то регулярностью на утренних и вечерних молитвах — это воспитывает. Если они видят, что ректор садится за завтрак или за обед вместе с семинаристами на общей трапезе, а не только всегда у себя в кабинете или с гостями — это воспитывает. Если преподаватель, читающий лекции (неважно по какому предмету), готов ответить, а не уйти от сложных вопросов о церковной жизни — это воспитывает. Вот из таких вещей, на мой взгляд, всё и складывается — из таких маленьких ежедневных выборов, которые делают все те, кто соприкасается с семинарией.

Кризиса призвания нет, но есть вопросы к качеству

— Батюшка, хотелось бы поговорить с Вами на тему призвания. На сколько мне известно, эта тема стоит достаточно остро. Священников в нашей Церкви не хватает, а большого конкурса в семинариях сейчас нет. Говорят, есть даже семинарии, которые стоят полупустые. Как на Ваш взгляд, почему сложилась такая ситуация, что современная молодежь не идёт учиться в духовные учебные заведения? Почему молодые люди не хотят становиться священнослужителями, как это было в те же 90-е годы? И можно ли с этим что-то поделать?

— Сразу не соглашусь: пустых семинарий у нас нет. У нас нет ни одной семинарии, в которой бы не осуществлялся годовой набор, и не было бы абитуриентов. Нас может не удовлетворять, в первую очередь, качество абитуриентов, и лишь во вторую — их количество, но минимум десять человек на курс всё же поступают. А во многих провинциальных семинариях заметно больше, чем десять. Поэтому я бы не преувеличивал ситуацию с нехваткой кадров.

Другое дело, что, учитывая особенности и специфику нашей системы, конкурс во многих семинариях фактически отсутствует, т. е. принимаются почти все, кто имеет аттестат об окончании средней школы и сдал экзамены в семинарию не на «2». Это не совсем то, что хотелось бы. Тут отчасти вопрос к уровню подготовки, которую даёт средняя школа, а отчасти — к престижности нашего образования, насколько у людей есть желание получать образование именно в духовных школах.

Всё, что я говорил до этого, как раз и должно помочь поднять престижность духовного образования. В том числе и государственная аккредитация: она будет неким свидетельством того, что духовное образование — это не что-то внутреннее, которое только изнутри и оценивается, но что оно и внешним миром, государственными институциями признаётся за высшее образование. Думаю, это будет способствовать (а в аккредитованных семинариях уже способствует) отбору и повышению уровня студентов, которые туда поступают.

С 90-ми годами неправильно сравнивать, тогда количество семинарий у нас было вполовину меньше. Сейчас России 39 высших духовных учебных заведений семинарского и академического типа, и просто произошло распределение учащихся.

Кроме того, если посмотреть общее количество студентов на очном секторе за последние годы, то оно остается стабильным.

Я надеюсь, что чем быстрее будет решён вопрос о создании единого образовательного поля в нашей Церкви, тем скорее будет решена и эта проблема с количеством поступающих.

Вопрос пастырского призвания — вопрос более тонкий и более сложный.

Сейчас, когда поступают совсем молодые люди (большинство после школы, только некоторые после ВУЗов), возникают вопросы: во-первых, насколько сам человек осознаёт, кем он хочет быть, а, во-вторых, насколько он будет готов сразу после окончания семинарии стать священнослужителем?

Эти вопросы ещё предстоит решить.

Создание полноценного института приходских специалистов может отчасти поспособствовать этой переходной стадии между совсем юным выпускником семинарии и будущим священнослужителем. Повторюсь — именно полноценного института, реально работающего, а не профанированного, действующего только ради отчётов в епархию.

— Не редко, чтобы наполнить семинарию достаточным количеством первокурсников, в епархиях существует разнарядка, согласно которой от каждого благочиния, должно быть не меньше N-го количества молодых людей в год отправлено в семинарию. И отцы ищут, как бы хоть кого-то отправить в семинарию, чтобы не было прещений. И это, конечно, не лучшим образом сказывается на качестве ставленников, не говоря про, что порой закрывают глаза на какие-то канонические противопоказания.

— Допустим, есть из года в год преуспевающее благочиние, в котором клирики (по крайней мере, некоторые настоятели и сам благочинный) свидетельствуют о положительных тенденциях развития церковной жизни, о том, что народ Божий не оставляет Церковь. И если в этом благочинии за 5−10 лет не находится ни одного человека, которого можно было бы рекомендовать для поступления в духовную школу — разве это нормальная ситуация? Нет. Это говорит о том, что некоторые векторы работы с паствой, с молодёжью в Церкви смещены.

Я знаю, существует такая практика: либо благочиние посылает кандидата в семинарию, либо в большей степени материально поддерживает содержание семинарии. Если в вашем благочинии (или у самого отца-благочинного) так хорошо развивается материальная сторона жизни, а в храмы всё больше девицы ходят — то поддержите материально семинарию, и такое может быть замещение.

Я думаю, по-настоящему стимулировать эту работу на местах, чтобы в этом вопросе не было формализма, может только епархиальный архиерей. Без перекосов, наверное, ничего не бывает. Но вести такую работу всё же нужно.

Абитуриентов можно находить по-разному: можно снимать творческие ролики (как сделали в Казанской и Ярославской духовных семинариях), можно объезжать благочиния с концертами семинарского хора и встречаться с молодежью в течение учебного года, как делают в целом ряде наших семинарий. По-разному можно и нужно над этим работать. Но не исключаю и побуждения административными методами тех, кто давно не приносит никаких плодов в этом отношении.

Готовы ли выпускники к пастырскому служению?

— В марте этого года состоялось заседание рабочей группы под председательством митрополита Санкт-Петербургского Варсонофия по подготовке воспитанников духовных школ к пастырскому служению. Владыка Варсонофий озвучил на этом заседании, что многие выпускники духовных школ — не готовы к пастырскому служению. Отец Максим, могли бы Вы, как участник этой рабочей группы, рассказать, действительно ли большинство выпускников семинарий не готовы к пастырскому служению, и вообще в двух словах рассказать об этой рабочей группе?

— Рабочая группа в своё время была создана по инициативе ныне митрополита Псковского и Порховского Тихона, который еще в Сретенской семинарии всегда делал особый акцент на преподавание пастырских дисциплин и старался актуализировать эту проблему в общецерковном масштабе.

Понятно, что невозможно усилить пастырские дисциплины, скажем, по объёму часов их преподавания, отняв их у догматического богословия или урезав изучение Священного Писания и других базовых дисциплин. Я согласен, нужно определённое увеличение часов преподавания этих дисциплин, но в рамках этой группы вопрос идёт, прежде всего, не столько о приобретении практических навыков в литургическом служении, сколько о подготовке к пастырскому душепопечению.

Мы сейчас стали очень молодой Церковью с точки зрения среднего срока служения священника.

В рамках целого ряда епархий, даже в некоторых семинариях, трудно найти священника, который прослужил бы перед Престолом больше 20 лет и при этом был бы способен и готов заниматься преподаванием и подготовкой своих будущих собратьев. И это проблема.

Но как её решить? Думаю, нужно искать тех, кто уже сейчас подаёт добрые примеры, и посылать семинаристов на такие приходы, чтобы они общались с этими священниками, чтобы видели, как протекает жизнь в добрых, по-хорошему организованных приходах, чтобы они расширяли свой кругозор, увидев такие примеры.

— А какие, на Ваш взгляд, вообще критерии готовности молодого ставленника к рукоположению?

— Хороший вопрос. В ответ на него можно даже целую лекцию прочитать. Но, знаете, я отвечу одним, может быть, парадоксальным ответом. 25 лет назад я бы дал совсем другой ответ. А сейчас скажу так: он должен быть хорошим человеком, просто хорошим человеком — это самое главное. Хорошим не в смысле безгрешным (в идеале, конечно, мало согрешающим), а в том смысле, что если он и оступается по слабости или по малодушию, то сознаёт свои немощи, не принимает их как норму жизни. Хорошего человека душа другого человека чувствует, тянется к нему. Это невозможно спрятать. Я думаю, что это главное, а если этого нет — всё остальное не имеет никакой цены.

— То есть, возвращаясь к одному из предыдущих вопросов, получается, что главная задача семинарии — это подготовить хорошего человека?

— Невозможно хорошего человека подготовить через систему чисто воспитательных мер. Но мы исходим из того, что человек, читая Священное Писание и входя в стихию Слова Божия, подвигается в правильном направлении. Изучая православное вероучение, человек учится тому, что есть подлинно белое, а что — подлинно чёрное. Изучая нравственное богословие или аскетику, человек учится воспитывать свою душу и давать другим хотя бы начальные советы. Весь цикл, вся полнота курса семинарии для того и существует, чтобы человек вышел из семинарии по-христиански хорошим и способным научить этой хорошести других.

— Отец Максим, Вы закончили Филфак МГУ, и пришли в семинарию уже с высшим образованием. Как Вам кажется, нужно ли священнику иметь помимо духовного, ещё и высшее светское образование? Или же путь «школа-семинария-рукоположение-приход» является эталонным для молодого человека, желающего стать священником?

— Лучше сказать так: пусть будут разные пути.

Я лично, безусловно, бесконечно благодарен кафедре Классической филологии Московского Университета за приобретённые знания; и ещё больше — за приобретённый навык работать, трудиться.

Человеку средних способностей, каковым я являюсь, одновременное изучение двух древних и двух новых языков давалось нелегко, и свободного времени, кроме как на университет, храм и минимальное общение с друзьями и близкими, не оставалось, что и оберегло от всяких жизненных дуростей.

С другой стороны, светский вуз, в котором больше развлекательного общения, чем обучения (а таких вузов сейчас сколько угодно) — не лучшая подготовка для будущего пастыря; можно даже и канонические препятствия заработать, которые помешают им стать.

Поэтому здесь нет единого стандарта. Люди выходят из разной среды, обладают разным способностями. Пусть и то, и другое имеет место.

При этом, мне кажется, после получения семинарского образования не стоит постфактум начинать получение высшего светского образования. В ряде случаев, например, преподавателям духовных школ, возможно, имеет смысл поступать в светскую магистратуру или аспирантуру. Но такая очерёдность — сначала духовная школа, а потом светская — не видится мне полезной.

Хороший священник должен быть хорошим человеком, но не только…

— Не так давно, был введён достаточно строгий образовательный ценз, который коснулся в том числе тех священников, кто достаточно давно служит в священном сане. Только что Вы озвучили, что главное для священника — быть хорошим человеком. В 80−90-е года не редко рукополагали вообще без какого-либо духовного образования. И некоторые из таких священников за годы своего служения доказали своей жертвенной жизнью, своим дружным приходом, своей многолетней пастырской деятельностью, что они по-настоящему хорошие люди и замечательные пастыри, не смотря на отсутствие духовного образования. Насколько актуально им сейчас, имея за плечами многолетний пастырский и жизненный опыт, получать-таки духовное образование?

— Насколько я понимаю, есть некоторая возрастная граница. Если священник достиг маститой старости — от него не требуют получения духовного образования. А если человек по возрасту ещё способен к восприятию новых знаний, то здесь могут быть разные варианты.

Во-первых, для него это не должно быть затруднительным, если он действительно хороший священнослужитель, ибо формулировка «хороший священнослужитель» подразумевает, что он не оставался вне регулярного чтения Священного Писания, что для него знание Библейских предметов не терра инкогнита, которую он вдруг для себя должен открывать.

Хороший священнослужитель — это, конечно, не просто хороший требоисполнитель и добрый человек, но и тот, кто глубоко знает православное вероучение и понимает догматы.

Ведь священники — не просто психологи-душепопечители, но носители Евангельского Благовестия, то есть вероучения той единой Святой Апостольской Церкви, членами которой мы все являемся. Таким образом, он уже к этому должен быть подготовлен. Ну, может, запамятовал какие-то моменты церковной истории или никогда не изучал их глубоко — так ему интересно и полезно будет с ними ознакомиться.

А есть вещи, которые просто нельзя не знать в нашей ситуации — скажем, историю Русской Православной Церкви и Церковную историю XX столетия. Если священник её полноценно не знает, то в целом ряде случаев он окажется беспомощным, ведь ему придётся встречаться с самыми разными людьми и отвечать на их вопросы. Так что не думаю, что для многих учёба представляет какую-то труднопреодолимую сложность.

Что касается удалённых сельских приходов, то они последние, кого сейчас коснулось требование повышения образовательного уровня. Мы же с вами говорим, исходя из опыта московской городской епархии или других крупных городов и центров, в которых

священнику явно недостаточно быть просто приятным в общении и отзывчивым душой человеком, но при этом не способным вразумительно сказать о собственном вероучении.

Есть только одно исключение: если человек уже достиг святости. Тогда — да, конечно, в этом случае он может просто прийти к человеку, положить ему руку на плечо и сказать что-нибудь, как святитель Спиридон говорил арианским учителям. Но думаю, что святых Господь как-то управит даже в отношении получения семинарского образования.

Что делать, если к выпуску не женился?

— Недавно в сети велась достаточно активная дискуссия про семейные проблемы священнослужителей. Проблема не новая. И отчасти она связана с тем, что семинаристы, кто не видят призвания к монашеской жизни, обычно на последних курсах начинают очень активно искать себе невесту. Скоро же выпуск, а без матушки не рукоположат. И такие скоропостижные браки не всегда прочны. Рассматривается ли как-то проблема браков будущих священников на общецерковном уровне Учебного комитета?

— Мы всегда стояли на позиции, что никакие административные побуждения к вступлению в брак и тем более увязывания его с получением диплома (то есть, что к концу курса необходимо определиться — либо постригаться, либо жениться и рукополагаться) не должны иметь места.

— Но сама жизнь всё-таки ставит этот вопрос: что он будет делать, когда выпустится?

— Да, возникает вопрос трудоустройства неженатого человека. Если в больших городах с развитыми епархиальными структурами и церковной жизнью, этот вопрос отчасти решаем, то в других случаях я пока не вижу иных возможностей, кроме работы в создаваемых сейчас усилиями священноначалия институтах приходских тружеников.

Также у выпускников аккредитованных семинарий есть возможность начать преподавательскую деятельность. Мы с вами говорили о том, зачем выпускнику семинарии нужен государственный диплом — в том числе как раз и для того, чтобы в период между выпуском и рукоположением он имел возможность полноценного трудоустройства для обеспечения себя и своих близких.

Вопрос с семьёй священнослужителей не прост. Мы все знаем, что количество разводов, в том числе и в семьях священнослужителей, велико, и эта проблема осознаётся священноначалием. У меня нет готового решения, как сделать семью священника крепкой, как решить все эти проблемы. Под руководством митрополита Арсения был проведён прекрасный пастырский семинар, на котором эти темы были честно и серьёзно озвучены, может быть, в первый раз так подробно и глубоко. В ряде школ, в частности, в Московской духовной академии, проводятся встречи с опытными священнослужителями как раз по вопросам семейной жизни священника.

Но давайте вместе будем думать, что делать — один Учебный комитет не решит этого вопроса. Это очень серьезный вопрос.

— Спасибо Вам большое, отец Максим, за уделённое время и за столь содержательные ответы!

С протоиереем Максимом Козловым беседовал диакон Игорь Куликов