«Почему для духовенства запрещается второбрачие?» — нужно так... Продолжение
Из выступления Святейшего Патриарха Московского и всея Руси КИРИЛЛА на ежегодном Епархиальном собрании города Москвы 21 декабря 2017 года.
В ходе заседаний Поместного Собора 1917−1918 годов обсуждалось, в частности, чтó есть «главнейшая обязанность пастырского служения». Будущий митрополит — архимандрит Вениамин (Федченков), выступая по этому поводу в пленарном заседании Собора, отметил, что «пастырь является, прежде всего, тайносовершителем», затем «молитвенником», а «на третьем месте» — проповедником (см.: Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917−1918 гг. Т. 3, М., 1994. С. 137.).
Начну с последней перечисленной обязанности.
Церковной проповеди в условиях мегаполиса была посвящена значительная часть моего выступления на прошлогоднем епархиальном собрании.
Вновь подчеркну, что при всем многообразии предметов проповеди, при всей широте затрагиваемых в ней исторических, богословских и нравственных тем неизменным должно оставаться возвещение людям Евангелия, Благой вести о Христе, Распятом и Воскресшем. Современный человек вынужден жить среди многоголосицы мнений, идей, образов, новостей и слухов. Он бесконечно утомлен этим оглушающим и одурманивающим хаосом шумов.
Проповедник Евангелия не сможет, да и не должен перекричать этот шум, соперничать с ним.
Слово о Христе — не столько в убедительных словах человеческой мудрости, сколько в явлении духа и силы (ср. 1 Кор. 2:4). Это слово должно открывать людям другое измерение жизни — измерение, свободное от лжи, клеветы, корысти, зависти и гордыни, то есть от всего, что церковная аскетическая традиция называет миром.
По этой причине служение проповедника немыслимо без личного духовного, молитвенного подвига. Человек становится способным говорить о Христе, преподавать слушающим убеждающее свидетельство о Нем тогда, когда сам живет с именем Иисусовым в сердце.
Молитва — это не психологическое упражнение, не тренинг или медитация. Молитва — это обращение к высшей реальности, это то, что неизменно слышится Богом. Даже неудачи нашего молитвенного опыта помогают понять, что Бог всегда рядом с нами, и наша беда — в том, что мы не всегда рядом с Ним.
Помимо потаенного молитвенного делания, совершаемого уединенно во внутренней келии сердца, необходимо учиться самому и учить прихожан общей молитве. Богослужение, то есть молитва, приносимая едиными устами и единым сердцем в церковном собрании, где личное и общинное тесно переплетаются, может стать и для нас самих, и для множества взыскующих христианского совершенства мирян подлинной школой предстояния перед Богом. Это предполагает осмысленное участие человека в богослужении. Непременным условием такого участия является, помимо прочего, сосредоточенное внимание к произносимым словам. Богослужение Православной Церкви изобильно настолько, что стремящийся внимать ему человек всегда, день за днем, год за годом будет находить в его словах пищу для ума, а в его поэзии и мелодичности — сердечную радость.
Поэтому забота о том, чтобы чтение и пение за богослужением соответствовали высокому предназначению храма как дома молитвы (ср. Мф. 21:13), — это наша священная обязанность.
Мы должны делать все необходимое для того, чтобы служба Божия была понятна народу, чтобы люди в ней участвовали с разумением.
Можно приветствовать предпринимаемые на приходах Первопрестольного града усилия по обеспечению прихожан богослужебными текстами, иногда с параллельным переводом или пояснениями, установке средств звукоусиления в храме и при необходимости трансляции за его стены для облегчения понимания богослужения людьми. Все это уже делается на многих приходах, и было бы правильно, чтобы удачный опыт одних церковных общин заимствовался другими.
Когда это возможно, например, при совершении таинства Крещения, при венчании или при помазании елеем недугующих, а также при отправлении различных треб следует в кратких словах разъяснять людям, особенно новоначальным, смысл и значение совершаемых священнодействий. Это помогает участникам воспринимать совершающийся чин как подлинное таинство Церкви, имеющее непосредственное отношение к их жизни, как молитву Церкви о них. Человеческое сердце всегда отзовется на такие слова благодарностью Богу.
С необходимостью стремиться к более внимательному участию людей в богослужении и церковной молитве связан вопрос практического применения уставных норм в приходских храмах.
В богослужебном Уставе нашли отражение обширные литургические познания его составителей и редакторов, опыт молитвенной жизни многих поколений христиан, глубокое знание человеческой природы с ее силой и немощами, мудрость и рассудительность, не говоря уже об удивительном проникновении в дух и букву Священного Писания.
Как, ничего не упустив и не оставив в пренебрежении, отличить в уставных указаниях актуальное от преходящего и сочетать все это богатство с современной организацией жизни людей в быстро меняющемся обществе?
Готового ответа на эти вопросы у нас нет. Поиски ответа потребуют времени и должны исключать поспешность, ведь следование традиции — это не хобби, с легкостью принимаемое и с той же легкостью оставляемое. Традиция, в том числе церковная практика, нуждается не в консервации и не в реформировании, а в понимании и истолковании ее смысла, как в исторических исследованиях, так и в проповедях, и в контексте религиозного образования. В этом случае традиция может войти в человеческую жизнь, питать и обогащать ее.
Определенная гибкость в подходах к отправлению уставного богослужения для более удобного его сопряжения с ритмом жизни современного человека может быть предметом дискуссии (в конце концов, не так давно новшеством был и электрический свет в храме), но одно при этом никогда, ни при каких условиях не должно упраздняться — благоговение к совершению богослужения и к участию в общей храмовой молитве.
И теперь о главном в служении священника, о его первейшей обязанности — быть совершителем Таинств Церкви.
Возведение в пресвитерский сан совершается исключительно за Божественной литургией при молитве всей церковной общины. В этой особенности поставления христианина на святый и превеличайший степень священства (из чинопоследования Елеосвящения) отразилось осознание Церковью особого характера призвания священнослужителя. Именно тайносовершение является уникальным аспектом служения священника. Там же, где потеряно представление о сакраментальном характере священства, — например, во многих протестантских сообществах, — мы видим эрозию, постепенное высыхание полноценной христианской жизни вплоть до утраты веры и отказа от библейских нравственных норм.
Труд молитвы является общим делом христиан, а миссию христианской проповеди могут нести и миряне. Катехизаторы, социальные и молодежные работники появляются в штате наших приходов не только для того, чтобы лучше организовать работу по этим важным направлениям церковной деятельности, но и для того, чтобы высвободить силы и время священнослужителя для главного — для совершения богослужений, для совершения Таинств — для того дела, в осуществлении которого никто и никогда священника заменить не может.
Это исключительное призвание требует от служителей Святых Христовых Таин особой ревности. Таинственное воспоминание Животворящей и спасительной смерти Христовой и Его Воскресения в Божественной Евхаристии упраздняет боязнь, изгоняет безверие, воспламеняет веру, потому что за Трапезой бессмертия нам даровано переживание реального присутствия Господа Иисуса Христа. Обладая таким богатством, мы, служители алтаря, призваны делиться им, преподавать его людям, подобно тому как чудесным образом умножаемые хлебы, преподаваемые руками апостолов, не оскудевали и насыщали тысячи и тысячи и как Агнец Божий, раздробляемый и неразделяемый, всегда ядомый и николиже иждиваемый, освящает причащающихся за Божественной Евхаристией. Как наша проповедь должна обращать людские умы к Евангелию, так и наше служение должно возгревать в людях стремление к участию в Таинстве Царства, желание со страхом Божиим и верою приступить к Чаше жизни.
Иногда приходится слышать вопросы: как часто должен священник служить Божественную литургию? Не будет ли привыкания к святыне? Ответ на эти вопросы прост: нет ничего плохого в обретении доброго навыка. Глубоко убежден, что
слова молитв Евхаристии должны со временем стать образом мысли священника, дыханием его сердца даже тогда, когда он не находится в алтаре.
Это требует от литургисающего труда, усердия и неизменного сосредоточенного внимания к каждому слову и действию, но как можно проникнуться этими словами, не служа часто? Особенно важно это при начале священнического служения. Если всякий раз при совершении Евхаристии священник содержит в уме и в сердце нужды и просьбы тех, кто стоит за его спиною и от лица кого он возносит к Богу благодарения и мольбы, если он сам уповает при этом не на свои способности, а исключительно на Божие милосердие и всемогущество, то служба Божия никогда не утратит в его сознании своей освящающей силы.
Скажу в связи с этим несколько слов о так называемом пастырском выгорании.
Несомненно, всякий человек, чьим долгом и повседневной заботой является общение с людьми, может устать, пережить охлаждение, порой сменяющееся раздражением и неприязнью к ближним, безразличием, апатией и унынием. Все это очень часто называют общим именем выгорания. Я считаю применение этого термина к священнослужителям не совсем оправданным, поскольку глубоко убежден:
свет Христов, просвещающий всех, не может «выжечь» благоговейного служителя,
и правильнее было бы говорить об утомлении, о печали и унынии, а подчас — и об искушении безверия — то есть о тех человеческих страстях, которые давно известны и исследованы Отцами Церкви.
Как бы там ни было, речь идет о действительно горестном состоянии. Претерпевающий его священник нуждается в сострадании, и первые, кто могут оказать поддержку — это епископ и собратья пастыри. Следует поддержать унывающего и обессилевшего собрата, приободрить его, искренне и сердечно помолиться о нем, быть может, оказать помощь в обычных житейских вопросах, в конце концов, дать возможность отдохнуть — иными словами, возлить масло и вино (ср. Лк. 10:34) на его душевные раны.
Впрочем, бывает и так, что появление упомянутых симптомов в жизни священника является признаком ошибочного восприятия им своего служения. Не оттого ли порой наступает пресловутое «выгорание», что священник пребывает в самонадеянности, в ложной и близорукой очарованности своими дарованиями, полагаясь на свои силы или, что еще печальнее приписывая внимание прихожан исключительно собственным заслугам, а не сану?
Не бывает ли «выгорание» следствием забвения священником сути своего сакрального служения, когда ревность о предстоянии Божию престолу, то есть о том, что не может «выжечь», постепенно сменяется стремлением к власти, административной или общественной деятельности, к популярности, к цитированию в СМИ, к стяжанию материальных благ?
На эти вопросы каждый служитель алтаря Господня должен ответить в глубине своей совести сам. Тогда он поймет, что трезвое отношение к себе, всегдашнее памятование как о своих несовершенствах и о своей ограниченности, так и о Божием милосердии и всемогуществе позволит сохранить ревностность в служении, несмотря на неизбежную усталость и многозаботливость.
Доклад представлен в сокращении — полная версия.
Заголовки предложены редакцией сайта
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
или
«Почему для духовенства запрещается второбрачие?» — нужно так... Продолжение